Я брожу по улицам столицы.
Я – чудак способный и прилежный.
Мне неинтересен тренд в одежде —
Я смотрю, как люди носят лица.
Формой ли, нарядом для души:
Чьи-то лица – как халат домашний,
Чьи-то – канцелярская рубашка.
Часто взгляд застёгнут, рот зашит.
Редко, чтоб с улыбкой нараспашку.
Пожилые – порвала усталость.
Молодые – сшиты ловко, модно.
А моё немного старомодно,
Мне оно от бабушки досталось.
Всех покроев, всех фасонов лица —
Нет разнообразию конца.
А ещё на улицах столицы
Есть и люди вовсе без лица.
Например, армянка тётя Седа,
Фрукты продающая в ларьке.
Здесь она, как жизнь с другой планеты,
Поймана в стеклянном колпаке.
Всем чужая, знает мало фраз,
Шутит: «Этот русский не для нас!»
Но пенсионерам незаметно
Бросит пару персиков в пакеты
Или дыню просто так отдаст.
Ей грубят, сбивают желчью с ног,
А она тиха и с подлецом.
Будь поосторожней – это Бог
Носит её стёртое лицо.
Сердце не продаётся,
Оно в аренду сдаётся.
Бегаю без конца —
Сердцу ищу жильца.
Чтобы опрятный, чтоб аккуратный,
Чтоб не задерживал мне квартплату.
Сердце сдаётся – четыре камеры!
Чисто, уютно, камерно.
Окна? Балконы? Нет, к сожалению.
Зато: центральное отопление.
Зато: приличный метраж.
Зато: высокий этаж.
Только новый жилец как спятил —
Шепчет: «На сердце твоём проклятье.
Стонет аорта и воют вены,
Кровь ночами течёт по стенам.
Я не дурак, это явные признаки,
Что завелись в нём призраки…»
Съехал жилец. И снова пустое
Сердце в простое.
Бьётся пустое уж столько лет.
Кто же включает свет?..
Я не понимаю, о каких там рифмах речь.
О каких размерах, метафорах, оборотах, фразах.
Стих – это же как картечь —
либо убил, либо промазал.
Я не понимаю, о какой там страсти речь,
о какой заслуженности прощений,
о какой химии отношений.
Химия – это то, что я прогуляла в школе.
А любовь – это же как поле,
война, папироска на двоих одна, окопы.
Либо ты отстоял её, либо закопан.
Не понимаю, о какой там верности речь.
Верность – это когда без него не заснуть, не лечь.
Это когда бомбёжка, он ранен, и не помочь,
