В антропологии, практически во всех ее версиях – от полевой этнографической антропологии до метафизических текстов Батая, Кайуа и Макса Шелера – тема жертвоприношения проходит красной нитью или, по крайней мере, пунктиром и особенно ярко проступает там, где нет сколько-нибудь внятных рациональных объяснений. В огромном массиве антропологической литературы подробно описаны детали соответствующего ритуала, описаны жертвенники и святилища, которые, чем архаичнее эпоха, тем ближе оказываются друг к другу вплоть до исходной неразличимости, как если бы когда-то, сотворив человека, демиург обратился бы к нему с первыми словами: «И вот тебе жертвенник для всесожжения, и да не будет тебе других святилищ кроме него!» Потребовалось время, если угодно, время остывания, чтобы появились и иные святилища, святилища другого типа, способные поддерживать некую альтернативную связь с богами, с тем светом…
Подробно, тщательно описан «состав» жертвенного приношения и последовательность церемоний, исследованы этапы эволюции, которая в обобщенном, кратком виде выглядит так: прямая жертва, замещающая жертва, жертва символическая – то есть преобладает ранжирование по принципу облегчения (инфляции) ставки. Выделяются и другие модальности жертвоприношения: жертва предварительная, компенсирующая, искупительная. Хуже всего дело обстоит с попытками объяснения, например, с мироустроительной функцией жертвоприношения.
Из многочисленных описаний, от Фрэзера до Рене Жирара, мы узнаем, что «верить», «приносить жертву», «быть человеческим существом», «поддерживать жизнеспособность социума» – понятия близкие, переходящие друг в друга. Но остается неясным, что же в них созидающего, какова характеристика великой производительной силы жертвоприношения?
Что, собственно, производится этим актом? В общих чертах можно согласиться с Батаем, Кайуа и Жираром: свобода и суверенность – то есть фундамент человеческого в человеке. Но как именно и почему? Все это пока остается тайной.
Есть плоская геометрия Пифагора – Евклида, существует стереометрия в разных вариантах, есть и современная алгебраическая геометрия – причудливая, невероятная и необозримая, если стоять внутри Пифагорова треугольника, но, в конечном счете, объясняющая и санкционирующая этот самый треугольник. И логика расширялась и преобразовывалась – от аристотелевской силлогистики до математической логики и логики возможных миров; диалектика тоже есть логика высоких измерений, как бы к ней ни относиться. Как же она работает в случае жертвоприношения, как объясняет этот демиургический акт учреждения трансцендентного? Здесь мы имеем дело с самым ядром универсального космогонического мифа. Например, жертвоприношение Пуруши, которого приносят в жертву, рассекая на части, а затем из этих же частей вновь составляют тело. Это можно понять как пересотворение: сначала заготовка и лишь затем, после жертвоприношения,
