Из окна автобуса и с высоты серпантина были ясно видны сопки небольшого приморского городка. Самого водного простора видно не было. Но небо, укладывающееся в спальный мешок больших грозовых облаков и яркого летнего заката, намекало и подсказывало, что море рядом. Сквозь болтовню, гул моторов и клаксонов, трения шин уже будто слышались шум прибоя и песни встревоженных чаек. Вскоре по обочинам извивающейся горной дороги потянулись длинные вечерние тени. Загустевшее чайное, хмурое небо, казалось, вот-вот свалится или разольется на крыши автомобилей. И только отвесные скалы, таящие в своих недрах холодную невозмутимость, внушали уверенность. Возможно только скалы, упираясь в тучи, и сдерживали их падение.
Клотов, или, как его называли, Клот, никогда не видел море. Детство его купалось в реках, озерах родного поселка. Там же его детство удило рыбу, собирало грибы и ягоды. Все, что умели делать соседские мальчишки, умел и он. Больших городов и столиц он также никогда не видел, а лишь слышал в разговорах о том, как сейчас живут где-то там. Школьный учебник географии был для него чаще раскраской для цветных карандашей. За все свои детские, юношеские годы он всего несколько раз смотрел телевизор. В основном футбольные матчи. Радио включали редко. Сам он не проявлял большого интереса к тому, что происходило вне его дома и нескольких улиц. После ученической парты все книги и учебники были связаны и перенесены в небольшой сарай-кладовую. Да и все годы учебы читал он лениво и без интереса. По завершении обучения хотел держать экзамены и учиться дальше. Но молодые и вольные годы не успевали за реализацией фантазий. Помогая родителям справляться с хозяйством, он и не заметил, как промелькнул год жизни. Но именно спустя это время к Клоту пришло большое желание изменить свою привычную жизнь, пересечь границы двора, улиц, поселка, города. С этим желанием он продолжал жить еще год. Однажды, на свадьбе, он услышал разговор двух моряков. Пожилого возраста – поучал, наставлял на истинный курс более молодого. Молодой больше слушал, молчал, качал или кивал головой и иногда говорил: «Да, у нас так было! Нет, у нас по-другому». Самыми же интересными ему показались единожды высказанные мысли о том, что в море люди меняются, становятся другими, приобретают новый и необычный взгляд на все. И ещё о том, что море – вторая детская колыбель для вновь рождающегося человека. Никогда он ещё не слышал таких слов, которые теперь ему казались очень правильными, истинными, безвозвратно падающими в скучающую душу. В его воображении, втайне спрыснутым домашним вином, но теперь и не вином, а корабельным ромом из какой-то приключенческой книги (которую не дочитал), стали бушевать шторма, зеленеть и цвести таинственные острова. Ему казалось, лазурь воды прибоем охлаждает его ноги, раскаленные на горячем мелком песке. Над головой нещадное солнце, диковинные фрукты и стаи разноперых птиц. Уже за островами показалось длинное побережье, в глубине которого вздымались пики больших костров, звучали голоса и барабаны туземцев.
