Прохор Тупицын, человек без лица
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция “Сокольники”. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи». С этих слов для Прохора Тупицына уже далеко не первый год начиналась дневная жизнь, от которой он давно отвык. Прохор был существом сумеречным. О нём и пойдёт тут рассказ.
Ночному обходчику туннелей московского метро Прохору Тупицыну снился в последнее время один и тот же неприятный сон. Будто бы он попал в сумасшедший дом. Странное и неприятное было не в самом факте. Такое с людьми случается. Никто, как говориться, не застрахован. Ненормальное и обидное заключалось в том, что он был в этом сне совершенно нормальным. И все в сумасшедшем доме это понимали. И врачи и, главное, все до единого пациенты. И поскольку эти пациенты чувствовали неестественность его положения, они, когда Прохор проходил мимо, навинчивали пальцем у виска. И тогда он чувствовал себя единственным сумасшедшим в этом бедламе. Вот это и было самое обидное. Просыпался Прохор с томительным предчувствием, что история с этим сном просто так не кончится, что сон этот окажется в руку. Так оно и вышло.
С другой стороны, Прохор и в самом деле был человек не совсем обыкновенный. Весь распорядок его жизни был распланирован так, что бодрствовал и жил он, в основном, ночью. Потому что обходить пути в подземке можно было только тогда, когда метро замирало, поезда уходили, как уставшие люди, вздремнуть в депо. Пережидали там короткое время, чтобы опять закрутиться в своей бесконечной шумной карусели. Был ли смысл в этой жизнеутверждающей канители, поездам не дано было знать. Они подчинялись воле людей, а угадать цель этой сокрушительной воли не всегда удавалось и самим людям. Просто жизнь была заведена и не могла остановиться. Поезда были символом этого неоспоримого порядка.
Этот образ жизни и сделал из Прохора Тупицына существо сумеречное, вроде мирного безобидного нетопыря. Работа его, путевого обходчика, продолжалась до той поры, пока на станциях не появлялись первые поезда. Вагоны заполнялись чуждым ему дневным народом. Угрюмая невыспавшаяся Россия начинала в этот час новый свой бесцельный, как казалось Прохору Тупицыну, день.
Впрочем, Прохор об этом мало задумывался. Просто ему было не по пути с этим народом. И он был к нему вполне равнодушен. Он даже и не любил эти утренние поезда, потому что начинал чувствовать неосознанную тяжесть поверх желудка, там, где, как Прохору представлялось, обитала его душа.
