За кормой парового катера, режущего низкие волны, всходило солнце. Кирилл, зябко ежась спросонья, выбрался из каюты, заглянул в грохочущий шатунами машинный отсек, поверил давление и уровень воды в котле, после чего обогнул надстройку и оказался на баке, где нес вахту самый молодой в команде мальчишка по прозвищу Джейран. Было ему чуть больше четырнадцати, и Кирилл в свои пятьдесят лет воспринимал его не подростком даже, а скорее ребенком. Но новый мир все жестче расставлял другие акценты. Попытка уцепиться за старые представления о возрасте, об этических ценностях, да много о чем, уже несколько раз приводила Кирилла к ошибке. На ошибках же надо учиться, а не сопли распускать по факту несовершенства мира.
– За время дежурства происшествий не случилось! – доложил Джейран, вытянувшись по стойке «смирно».
Это не было игрой в войнушку, конечно. Какие уж тут игры, когда вся планета превратилась в поле сражения. Военный регламент был принят по заведенному Кириллом уставу, так действовали все, кто был способен держать оружие.
– Вольно! – ответил Кирилл. – Не замерз?
– Не пустыня, конечно, но терпимо, – уклончиво ответил Джейран.
Лето еще не вступило в свои права, май едва перевалил середину, по Ла-Маншу гулял заметный ветерок, поднимая рябь на воде, так что жарко, действительно, не было. Особенно с учетом того, что все находящиеся на борту, кроме Кирилла, родились и всю жизнь прожили в Северной Африке, не зная температур ниже плюс двадцати градусов.
– Иди, грейся, – приказал Кирилл. – Только не буди ребят, пусть еще отдохнут.
– Понял, Кир, не волнуйся.
Джейран ловко нырнул в палубный люк и скрылся из вида.
Остальные члены экипажа еще спали. Вчерашний день выдался сложным, полным потерь, очень тяжелым физически и морально. Но именно он подарил новую надежду, какой раньше не было. Кирилл настолько привык к жизни без любви, без надежды, без веры, привык от любых изменений ждать только плохого, привык к мысли, что после его смерти некому станет нести светоч былой человеческой цивилизации, и она канет во тьму одичания уже навсегда.
Ну, что их погнало из пустыни на север, если не чувство обреченности? Да, это был бросок обреченных, в самом прямом смысле слова. Понимание, что если ничего не будешь делать, очень скоро погибнешь, если начнешь что-то делать, тоже очень скоро погибнешь, но был маленький, крошечный шанс, что действия что-то изменят. Теперь, когда колоссальные усилия принесли хоть какое-то подобие результата, Кириллу трудно было в это поверить. Но это было именно так. Поставленная в начале пути цель теперь приближалась с каждой брошенной в топку лопатой угля.
