В городок пришла ночь, осторожно зашагала по улицам, заглядывая в окна, привлеченная теплом и светом лампад и очагов – но тут же испуганно отскакивала, когда блик света падал на неё. В лесу заухала полная луна, села на ветку старой сосны: луна заухала, чтобы совы приняли её за свою, и не склевали, как бывало не раз и не два: почему-то совы были уверены, что луна сделана из сыра, и можно и даже нужно её клевать. Так оно и случалось, и совы склевывали луну, оставляя лишь тонюсенький серпик месяца. Лес сгущался все больше, окружал и окутывал себя самого, пока, наконец, совсем не запутался в себе, не заблудился окончательно. Ночь, тем временем, дошла до старого замка, хозяин которого впустил её, и даже предложил партию в шахматы – ночь, разумеется, играла черными, и пила черный кофе.
Хозяин замка не нравился нам, потому что был единственный в своем роде. Дело в том, что мы в городке делились на две группы: те, кто, вспоминая про Континент, смотрели вверх, потому что на Континент надо было лететь на самолете, и те, кто, вспоминая про Континент, смотрели на запад, потому что самолет летел в сторону запада. Хозяин замка же единственный, кто, вспоминая про Континент, смотрел вниз – потому что Континент был на другой стороне земли. Он же, вспоминая о луне, всегда смотрел в ту сторону, где была луна – даже если она была спрятана за горизонтом. Подозревали, что у него какие-то особенные отношения с луной – кто-то даже поговаривал, что видел, как луна тайком выходила из замка через потайной ход…
Однако, по-настоящему он насторожил меня, когда разговор зашел о смерти – и неприметный хозяин стал смотреть не в сторону кладбища, как все, не в сторону реки, как трактирщица, чей сын утонул в реке – а куда-то на северо-запад. Туда же смотрел он, когда в разговоре с ним я упомянул Претти, свою невесту, которую медленно подтачивала неведомая болезнь. И он снова посмотрел куда-то на северо-запад, и немало смутился, когда я спросил его – почему?
И все-таки я снова пошел спрашивать – почему, – когда смерть забрала мою Претти, я пошел в его замок, я позвонил в колокольчик, чтобы спросить – зачем.
