– Слыхал, в Китае какая-то невероятная дьявольщина творится: чрезвычайное положение вводят, города блокируют, границы собираются закрывать? По «ящику» только об этом и твердят, будто своих проблем не хватает, внутренних, бля. Ебануться просто.
Мудак, который сидит напротив меня, рассуждает о мировых и отечественных проблемах, проглатывает обед и выплевывает слова – мой коллега, соратник и корпоративный единомышленник – Афанасий – то ли старший по охране труда, то ли заместитель заместителя директора по охране труда, то ли охранник труда. Никогда не понимал, да особо и не вникал в суть данной должности. Знаю только то, что занимают ее, как правило, истоптавшиеся до дыр «сапоги» российских вооруженных сил. Я бы иначе сказал, ушедшие в расход сотрудники обезоруженной слабости. Да и черт с ними. Единственное, что меня в нем радует, так это его имя. Когда слышу слова наподобие Афанасий, словно проваливаюсь в невиданное экологически чистое и морально свежее прошлое. Опять туда окунулся… Так вот, мы обедаем. Вернее я пью кофе и пытаюсь прочесть последние новости, а этот демон закидывает обед как не в себя и параллельно вещает без отдыху, мешая мне сосредоточиться. Уже в пятый раз одну и туже строчку пытаюсь прочесть. Как он так лихо биоматериал поглощает и БЖУ репродуцирует в лингвистику – для меня большая загадка. Загадка еще и то, какого дьявола он оказался здесь в столь поздний час. Обычно дожидаюсь последние 20 минут обеденного времени, позволяющему рабу вдохнуть шестьдесят минут свободы и мчу в корпоративную столовую. В последние 20 минут обеденного перерыва здесь ни души, за исключением толстушки-поварихи и ее подруги – худой кассирши, вернее не худой, а сухой. Почему-то часто именно так выглядит их тандем. Так и сейчас эти двое развлекают друг друга, разговаривая возле кассы, а Афанасий думает, что развлекает меня, хотя даже не представляет, как меня одолевает своими новостями из «ящика». И на хер не пошлешь, иначе мой труд останется под угрозой и не будет должным образом охраняться, потому как этот ротвейлер перестанет его добросовестно оберегать, и уйти, оборвав на полуслове, воспитание не позволяет. Вот и приходится напрягать целых три источника восприятия, вкусовой, зрительный и акустический. Проглатываю кофе, смотрю на часы, встаю, произношу:
