Глава 1. Вместо предисловия.
Время не щадит всё живое. Всё, что есть в памяти, движется или мыслит – находится под его Дамокловым мечом. От того и живое должно постоянно находиться в движении, показывать, что оно живо! То расслабляясь, то напрягаясь, но двигаясь в общем потоке всего живущего: отвергая отжившее, омертвелое, сбрасывая его, как старую кожу и обрастая новой.
Время не щадит и людские клятвы, вернее, сам человек устроен так, что не может держать максимальное напряжение своего духа вечно, узы ослабевают, клятвы становятся необязательными и …через несколько сотен лет археологи или поэты откапывают, или воспевают погребённые в собственных руинах цивилизации. Не уберегшие клятв обречены быть затоптанными очередными полчищами варваров. Они как бактерии пленяют ослабший организм биосферы и уничтожают и живое, и мёртвое.
Но бывает и так, что клятва становится сильней самого человека. Он или погибает перед лицом более сильного, не смея её преступить или достигает невиданных высот человеческого развития. Так погибло племя пиктов, воспетое Стивенсоном в балладе «Вересковый мёд». Последний из этого племени отказался перед лицом смерти открыть тайну племени:
– Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!
Старик не пощадил даже своего сына во имя гордости нести данную клятву. Таким людям принадлежит вечность. Ибо вечность человеческая заключена в памяти будущих поколений. Это и есть капсула времени.
Но в человеческой истории почти невозможно сказать, что правы те или другие народы. Неправыми или правыми их поступки делают повеления их правителей. А сам народ всегда прав. Он – живой организм, и развивается по законам природы: рождение – юность – зрелость – старость. Но иногда внешние силы вносят свои коррективы. Может быть народ, его культура не соответствовали уже окружающему времени? А может быть просто обогнали его?
Вспомните клятву херсонесцев таврических высеченную на камне: какими светлыми мечтами о будущем города были наполнены их слова:
«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями Олимпийскими и героями, кои владеют городом, областью и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен относительно благосостояния города и граждан и не предам Херсонеса, ни Керкинитиды, ни Прекрасной Гавани, ни прочих укреплений, ни из остальной области, которою херсонеситы владеют или владели, ничего никому, – ни эллину, ни варвару, но буду охранять для народа херсонеситов; не нарушу демократии и желающему предать или нарушить, не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю демиургам, правящим в городе; буду врагом злоумышляющему и предающему или склоняющему к отпадению Херсонес, или Керкинитиду, или Прекрасную Гавань, или укрепления и область херсонеситов; буду служить демиургом, и членом совета как можно лучше и справедливее для города и граждан; и народу охраню и не передам на словах ни эллину, ни варвару ничего тайного, что может повредить городу; не дам и не приму дара ко вреду города и сограждан; не замыслю никакого неправедного деяния против кого либо из граждан не отпавших и никому злоумышляющему не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю и на суде подам голос по законам; не вступлю в заговор ни против общины херсонеситов, ни против кого-либо из сограждан, кто не объявлен врагом народу; если же я с кем-либо вступил в заговор или связан какою-либо клятвою или обетом, то нарушившему да будет лучше и мне и моим, а пребывающему – обратное; и если я узнаю какой-либо заговор, существующий или составляющийся, то заявлю демиургам; и хлеба вывозного с равнины не буду продавать и вывозить с равнины в другое место, но только в Херсонес. Зевс, Гея, Гелиос, Дева и боги Олимпийские, пребывающему мне в этом да будет благо и самому и роду и моим, а не пребывающему – зло и самому и роду и моим; да не приносит мне плода ни земля ни море, женщины да не рождают прекрасных детей и да не…»
