– Очень хочется пить, – сказал Савелий.
– Держи. – Варвара протянула бутылку воды, обогащенной витамином А. – Утоли жажду жизни. Как тебе сегодня моя внешность?
– Я в восторге, – без восторга ответил Савелий. Он терпеть не мог интерактивный макияж.
– Разве я не сексуальная?
– Успокойся. Сексуальная.
Он прибавил ход и перестроился.
На тридцатом километре стебель рос совсем рядом с дорожным полотном – мощный, темно-зеленый, уходящий, казалось, прямо в центр неба. Варвара задрала голову и элегантно поежилась.
– Вблизи они выглядят просто ужасно. Чешуйчатые. Как будто из земли торчит змеиный хвост.
– А ты не разглядывай, – посоветовал Савелий. – И вообще близко не подходи. Примут за травоядную.
Варвара заметно обиделась и гордо выпятила грудь.
– Я что, похожа на травоядную?
– Нет. Но все равно.
– Говорят, она с каждым годом все выше. Трава.
– Да, – ответил Савелий. – Трава выше, тень гуще. Бледных все больше. Скоро мир рухнет. Останется только трава и те, кто живут выше сотого этажа. Китайцы и их подручные.
Варвара, невеста Савелия, никак не походила на травоядную женщину. Травоеды обоих полов – особенно если принадлежали к бледным слоям населения – всегда выглядели преувеличенно бодрыми. Они шутили и непрерывно пританцовывали, одевались небрежно и норовили создать очереди возле каждого дешевого уличного солярия. А Варвара, как и полагалось женщине с семьдесят пятого этажа, была томная, даже немного вялая. Эта специальная анемичность, неверность движений, манера говорить негромко и лениво считалась среди молодежи верхних этажей особым шиком. В комплект достоинств Варвары входили также красивые сильные плечи и высокие грудки, упругостью сходные с теннисными мячиками.
«У меня полно времени, – подумал Савелий. – Не свернуть ли на обочину? Не использовать ли даму по прямому назначению? Красивая девушка, все при ней, в редакции завидуют…»
На подъезде к Юго-Западной скоростной эстакаде – как обычно, как вчера и позавчера, как десять лет назад – глазам Савелия открылась огромная, в полнеба, ярчайшая (невозможно отвести взгляд) и при этом удивительно ненавязчивая, спокойных коричневых и зеленых цветов, голографическая инсталляция: стройная женщина с приятным лицом, бесконечно делающая один и тот же мягкий жест рукой, а над ней, под ней, сквозь нее, вокруг нее проступал, словно из воздуха, словно бы из самого здешнего жизненного уклада, основной лозунг, который уже много лет как объединял обитателей Москвы:
