Котя проснулся очень рано, когда в доме все ещё спали, но было уже светло, и он не мог больше лежать на одном месте. Его собственные лапки, видимо, тоже проснулись, потому что они сами подхватили его и начали прыгать по дому и ловить пылинки, пляшущие в лучиках солнца. Напрыгавшись, они через приоткрытую входную дверь вынесли его на улицу. Выбравшись на крыльцо, Котя уселся и начал разглядывать свои лапки: «Какие они у меня самостоятельные! – удивился он. – Бегут куда хотят, даже у меня спросить не успевают, куда мне самому-то надо бежать!»
Вот и сейчас лапки не стали его слушать, а попрыгали вместе с ним со ступеньки на ступеньку, до самой земли. Допрыгав туда, куда им было надо, лапки потрогали травку, росшую возле крыльца, и поскакали в сторону огорода. В огород Котя не хотел, и он стал разворачивать их в другую сторону. Лапки сначала упирались, но, наконец, послушались и побежали во двор. Однако они всё равно не могли успокоиться и перепрыгивали через всё, что попадалось им на пути. Через камешек, через веточку, через верёвочку – они перепрыгивали через всё, что Котя видел.
«Нет! Так дело не пойдёт! – подумал Котя. – Если они и дальше будут так прыгать и скакать, то я и разглядеть-то ничего не смогу!». И он заставил лапки идти шагом. «Ну вот! – обрадовался Котя. – Теперь всё хорошо видно, и ничего не прыгает вверх и вниз».
Пока Котя был занят своими лапками, он не заметил, как подошёл и упёрся носом в бо-о-о-льшую мохнатую гору, которая сопела и дышала. Котя удивился и потрогал гору лапкой. Гора была мягкой, и это ему понравилось. И тогда он решил на неё забраться. Но гора была слишком крутой, к тому же она всё время шевелилась и не давала ему за себя зацепиться. Поняв, что с этой стороны на гору он залезть не сможет, Котя обошёл гору с другой стороны, увидел, что у неё есть нос, который смешно зашевелился, и стал его обнюхивать. Затем Котя попробовал забраться на этот нос, зацепившись за него лапками. Закончив обнюхивать Котю, нос чихнул, и Котя с него свалился, но зато он увидел, что у носа, оказывается, есть ещё и глаза, которые удивлённо смотрели на него, а над глазами шевелились два торчащих вверх уха.
