Славка уже подходил к дому Глеба, когда услышал из сквера гитарный перебор и слова знакомой песни, в исполнении, которой и просил Глеб его поднатаскать.
«В одном из замков короля, в саду прекрасной королевы
Придворный шут играл и пел, король любил его напевы
Вот королева говорит, исполни, шут, мне серенаду
А коль затронешь сердце мне, получишь поцелуй в награду
И шут гитару в руки взял, и понеслись его напевы».
Глеб Славкин друг. Он живет с родителями. У них большая квартира в этом старом директорском доме. "Директорским» прозвали его давно. Никто и не помнит, когда. Наверно еще в годы войны или после, когда его еще только построили пленные немцы. Только одно название и осталось от этой былой роскоши.
Двухэтажный с двумя подъездами желтый дом, стоящий на берегу реки, по сравнению с недавно построенной новенькой сверкающей балконами «хрущёвки» казался каким – то старым, не модным, несовременным.
Такое впечатление создавала и полуоблезшая старая желтая краска, и отколовшиеся куски какой-то гипсовой лепнины по краям подъездов, изображавших, видимо, когда – то колонны.
А директорским звали этот дом за то, что здесь в нем еще со времен войны, жили директора, главные инженеры, начальники цехов, заводское начальство, одним словом. Так эта кличка "директорский» и приклеилась к дому навечно.
Славку всегда удивляли высокие под три метра потолки, огромные коридоры, большие кухни.
– Просторные квартиры здесь, – подумалось ему, когда он брался за бронзовую старинную ручку большой и тяжелой двери подъезда. – Конечно, не чета нынешним новостройкам со смежными комнатками, узенькими в метр шириной прихожими и кухнями в пять, а то и четыре квадратных метра.
– Привет, – пожимает его руку Глеб.
Глеб служил за границей, в Чехословакии, и вся стена в его комнате у тахты была заклеена цветными фотографиями красивых актрис, певиц, известных гимнасток. На этом ярком и пестром фоне одиноко висела гитара, на которой Славка и натаскивает Глеба играть простые, но такие душевные, выбивающие слезу из девчоночьих глаз, дворовые песни.
Новенькая, купленная недавно Глебом с первой получки, гитара висела между гравюрой кудрявого мужика с трубкой, в котором все-таки, если, конечно, вглядеться, да вдуматься, можно было и узнать Сергея Есенина.
"Сам вырезал»! – хвастался Глеб.
