"Здравствуй, Сашка! С приветом к тебе Валентин. Сегодня получил от тебя письмо, за которое большое спасибо. Ты написал его в Кострому, а я уже полгода под Москвой. Письмо, Санька, мне переслали. Я живу здесь нормально. В командировке будем до лета. Ты, наверное, уже уедешь в армию. Я сначала удивился, что ты собираешься, думал, тебя не заберут.
Сашка, чем я здесь занимаюсь, писать нельзя, но сам понимаешь, что делает десантник. Каждый день занимаюсь в зале. Уже выполнил на первый разряд по самбо. Соревнования, правда, здесь нечасто. В основном с летунами. Кидаси их зовут по-нашему. Что за десантник, если самбо не знает.
Санька, напиши мне адрес Женьки и когда его забрали. Когда я уехал, он ещё был дома, и его хотели оставить до мая. Будешь писать, передай от меня десантный привет. Ты, наверно, тоже попадёшь в ВВС. Может, здесь и увидимся, чего на свете не бывает.
Санька, пиши, как там дома дела, что нового, очень соскучился. Скоро уже полтора года не вижу.
Может летом в отпуск приеду после командировки. Санька, пиши. Я очень буду ждать.
Как там девчонки, наверно ещё не вывелись.
Желаю тебе отлично сдать дипломную работу. На этом писать кончаю. До свидания.
Пиши. Очень жду. Валентин".
Скамейка у дома была общей любимицей. Единственная во дворе, когда – то синяя, судя по нескольким не опавшим ещё кусочкам краской, она пользовалась успехом и у старушек, и у женщин, и у мужиков, и, конечно, у нас, пацанов. Только в отличие от всех мы сидели на спинке, ноги поставив на ее сиденье.
Так было лучше, так было интереснее и так дальше видно, что там делается у соседних домов. За такое использование единственной скамейки мы, конечно, каждый раз получали замечания от въедливых бабусь, но ничего с собой поделать не могли.
Сегодня первыми из нашего двухэтажного деревянного, построенного ещё пленными немцами дома, вышли я и Баса.
Сидим. Отдыхаем. Баса приобрёл только что новый модный транзисторный компактный переносной магнитофон "Романтик, а Женька достал где-то кассету с записью последнего концерта Высоцкого. Запись была самодельной, из зала. Глухой, но, главное, свежей, последней. Женька большие деньги заплатил. И хотя гитара бренчала тихо и глухо, но голос было слышно. Даже некоторые слова песни можно было разобрать. Да можно было и не разбирать. Песни Высоцкого мы и так все знали наизусть.
