Друзья мои, когда в последний час
Сосновый бор просветит луч последний,
Душа моя оглянется на вас,
И вспомнит вас, и этот день осенний.
Эти строки были найдены в бумагах Федора Ефимовича Василюка. Уже не узнать, кто эти «вы» – все друзья, включая знакомых, студентов, аспирантов, пациентов, или какая-то вполне конкретная компания, собравшаяся в «день осенний». Но когда я услышал эти строки впервые, то почему-то вспомнил одну встречу близких друзей и коллег, среди которых был и Федор. Разговор коснулся, в частности, темы личности и смысла. Говорили о скрытости, прикровенности этих явлений. «Личность – образование мерцающее», – сказал один. «Личность видна на промельк», – уточнил другой. «Смысл – то, что меняет действительность своим присутствием», – напомнил третий. «Скорее то, что светит сквозь разрывы действительности», – заметил четвертый. В конце концов, как некая аналогия было предложено сравнение явления личности и смысла со светом моря, вдруг пробившимся сквозь негустой лесок прибалтийских сосен и сразу изменившим все своим присутствием.
Федор Ефимович сам был носителем света, столь часто, как бывает, закрываемого от глаз действительностью и злобой дня. Но каждый раз, когда свет его моря пробивался, преобразовывались отношения вокруг, обретая новый смысл и высоту. В эти мгновения он умел превратить спор в диспут, еду в трапезу, ожидание в созерцание, за поверхностью мог увидеть и показать глубину и символ. На фоне спешки и суеты он являл собой некую неспешность и постоянство, так что время не подхватывало, а как бы вращалось вокруг него.
Он любил путешествия, походные карты, схемы, классификации. В юности вместе с отцом-геологом участвовал в полевых экспедициях. Последняя его прижизненная публикация вышла в составе коллективной монографии (Христианская психология в контексте научного мировоззрения. М.: Никея, 2017), материалы и компоновку которой он активно обсуждал со мной как редактором, советовал, спорил. Один из его текстов был посвящен картографии поля христианской психологии. «Как и всякая картографическая работа, – писал он, – дело это большое и кропотливое, а как всякая полевая экспедиция – интригующее». Для оформления книги требовались фотографии авторов. Федор прислал свое фото в штормовке, как будто готовым в путь. Через девять дней после подписания книги в печать он ушел из земной жизни.
