Etruscum non legitur
(Этрусское не читается).
Древнеримская поговорка
Турбины взвыли, засвистал снаружи ветер, побежала назад серая полоса асфальта наперегонки с зеленой полосой травы. Замелькали вышки, будки, самолеты, ангары, топливозаправщики. Тополя замахали руками, прощаясь. Нарастало томительное ощущение потери соприкосновения с землей. «Эйрбас», разгоняясь, словно наливался ее тяжестью, пока под днищем что-то не оборвалось, и пронеслась пустота. Мир качнулся и пошел вниз. Косой макет аэропорта остался лежать в зеленом поле, разлинованном взлетными полосами, его разом обступила степь с ветвящимися по ней балками, слева набежала толпа домов, хаотичная в предместье и выстраивающаяся в шеренги ближе к центру. Аэропорт с диспетчерской вышкой пропал, как будто его не бывало, внизу лежал город Южноморск, разрезанный узкой темной щелью бухты, которая светлела, расширяясь к морю. Мгновение – и оно уже заполнило собой весь горизонт, навалилось молодой грудью на старый, морщинистый берег. Вдруг над обрывом сверкнули на солнце два стеклянных кубика. Что-то помстилось в них знакомое… Да это же «Аквариум»! И то ли солнце превратило его крошечные грани в увеличительные линзы, то ли примерещилось мне на секунду, но увидел я, словно сквозь крышу, игрушечные коридоры, двери, комнаты, холлы, лестницы, лифты, фойе, зеркало, а в зеркале – теряющийся в бесконечности зал…
* * *
Впоследствии выяснилось, что сорок девять человек исчезли еще вечером, а не утром, когда все всполошились. Придя на завтрак, я удивился, не встретив в гостиничном кафе ни души. Посмотрел на часы – опоздал? Да нет, 8.20, а завтрак с восьми. У стойки с едой совершенно нетронутый вид, на столах ни крошки, приборы разложены в идеальном порядке. Всё блестит и ждет едоков, башня из чистых тарелок стоит по стойке смирно, а едоки куда-то запропастились.
– Неужели я первый? – осведомился я у девушки из обслуги, показывая отельную карточку.
Та как-то неопределенно пожала плечами, даже не попытавшись изменить заспанно-неприветливое выражение лица на нейтральное. Я редко бываю первым на какой-нибудь раздаче, но, если такое случается, не умею извлекать выгоду из положения. Вот и сейчас: кажется, выбирай-не-хочу – самую глазастую яичницу, самые пухлые сосиски, самый румяный круассан. Да как-то неудобно пользоваться случайным преимуществом, хотя кухонной девушке это, скорее всего, по барабану. Неловко, чувствуя спиной ее взгляд, набрал того, что попалось под руку, нацедил кофе из автомата, сел в самый дальний угол. Дурацкая ситуация: один ест, другая смотрит. Может быть, и не смотрит, да какая разница, если представляешь ее взгляд. Однако – где же остальные? Сказано: сбор в восемь сорок пять внизу, а еще никто кроме меня не завтракал. Или ученые гульнули вчера, а сейчас не могут оторвать чугунных голов от подушки? Но, вернувшись поздно вечером с ознакомительной прогулки по городу, никаких звуков гульбы я не слышал. Вообще было как-то тихо, и никто не встретился мне по пути к номеру. Да и сейчас никто не встретился, даже удивительно. Отель-то, понятное дело, почти пустой – не сезон, а вот участников конференции этрускологов, прибывших автобусом из аэропорта, вчера на ресепшене толпилось много.
