Павел Максименко
PRO ET CONTRA
вольные рассуждения о русском радикализме
ПРЕДИСЛОВИЕ
Ещё будучи школьником, я услышал от профессора Евгения Ильича Ламперта1 совершенно неожиданный – на фоне советской индоктринации – взгляд на творчество Герцена. Дальнейшие и более вдумчивые беседы с ним, растянувшиеся не на один год, открыли мне глаза на такие фигуры, как Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Белинский, Бакунин. Неожиданность этого открытия была столь сильна, что оно (открытие) захватило мои мысли на многие десятилетия. Так случилось, что из этой компании «собеседников» мне ближе и интереснее оказались трое – Чернышевский, Добролюбов и Писарев. И я, шаг за шагом, год за годом, погружался как в их работы, так и во всё их окружение, как литературное, так и вполне бытовое. Это естественно сподвигло меня и на чтение работ таких известных деятелей XIX века, как Победоносцев, Катков и иже с ними.
В результате более четырёх десятилетий я так или иначе возвращался к той эпохе, пытаясь осознать не столько её саму, сколько её проекцию на волнующие меня проблемы дня сегодняшнего. Результатом этих размышлений и призван стать этот опус, смысл который менее всего просветительский, но более фиксирующий мои собственные мысли, суждения и аллюзии.
Убирая аспект упомянутых личностей, можно сказать, что в основе этой работы лежит русская радикальная и революционная мысль шестидесятых годов XIX века, а основной темой является взаимодействие людей, идей и событий. Некоторая историчность, играющая для меня роль опоры и катализатора настроения, сочетается с тремя указанными персонажами, которые как выражали, так и помогали сформировать переломный период в истории русской революции. События своеобразные для того времени, привели к далеко идущему преобразованию людей и общества, и, полагаю, этот период достоин обсуждения и осмысления. Социальные, экономические и политические события того времени, показывают зарождение новой напряженности и новых конфликтов в российской жизни, новых путей мышления и действий, и они являются основной силой, направлявшей меня в интерпретации персонажей. Но вплетение этой силы в историю жизней и мыслей персонажей привело бы к слишком широко распространенной и безликой картине и снизило бы интерес к тому, чем они являются, в отличие от того, для чего они предназначены. Я надеюсь, что принятый мною метод не оказывает неоправданного влияния на предполагаемое и недостаточное единство книги.
