Ты будешь смеяться мой князь
Збышек впервые увидел ее, когда возвращался с осенней ярмарки. Верхушки елей догорали в лучах заходящего солнца, и фигура беловласой женщины, которая вглядывалась в стоячую воду озера, будто светилась на фоне сухих камышей.
– Добре, пани, – позвал Збышек и перевесил мешок с пшеничной мукой с ноющего плеча на здоровое. – Все ли у вас ладно?
Старица промолчала, и он шагнул к ней, повторил вопрос.
– Не знамо… – задумчиво и неуверенно, как бы размышляя, ответила шляхтянка. Збышек убедился, что это настоящая шляхтянка, едва разглядел старинное платье. Такой крой он видел только в Озерных Ялинах, когда в ночь на Яна Купалу подсматривал за танцующими в княжеском саду. Кожа их светилась белым, будто новая луна, а одежда шелестела, точно крылья бабочек.
– В какую вам сторону, вельможная пани? – Збышек снова перевесил тяжелый мешок. – Не стоит вам одной ходить в такое время.
– Не знамо… – эхом ответила шляхтянка. Она по-прежнему вглядывалась в стоячую в воду, словно в мутное зеркало. Голос ее звучал молодо, не по годам, подобно голосам тех стариц, что до последних лет хранят любовь к песням.
Збышек растерялся. Он не понаслышке знал, какие звери выходили на охоту, едва на Озёрные края опускалась ночь, и не простил бы себе, если бы оставил пожилую женщину одну.
– Вы потерялись, милая госпожа? Дозволите провести вас до Ялин?
Она повернулась и впервые посмотрела на Збышека. Тот отступил – не от ужаса и не от отвращения, от красоты. Красота эта была странная, нездешняя, как бы перемешанная с горечью – красота зимних луговин, озарённых лунным светом; красота инея на увядших пажитях и морозных узоров на оконной слюде. Лишь гордости, надменности, которые свойственны таким людям, Збышек не увидел – в юном лице, обагрённом закатом, и в синих, как лёд, глазах сквозила растерянность.
* * *
– Не знамо…
Так ответила беловласая шляхтянка, когда Збышек спросил ее об имени. Так отвечала на вопросы о доме, о родне и о тем зимах, что серебром укрыли ее волосы.
Говорила вельможная панна чудно – нет-нет да проскальзывали в ней обороты и слова, которые Збышек слышал только от стариков да от пришлых купцов. Вот и решил он для себя, что шляхтянка откуда-нибудь из Старой Волотвы, где и говорят по-лягушачьи, и живут (ибо стояла Волотва на болотах).
