Чак сидел за тем же самым местом, за той же самой стойкой, в том же самом баре. Был вечер пятницы, а значит именно это место в этом баре принадлежали только ему и никому другому. Бар был темный. В воздухе повисла пелена табачного дыма, которая едкими клубами забивалась в прожженные легкие посетителей, что негромко переговаривались между собой под тянущийся ленивый мотив блюза. Всё, от грязных стекол до потрескавшихся кое-где массивных деревянных столов, говорило о том, что это место далеко не элитное, и точно уж не подходит по статусу такому человеку, как Чак. Усталые глаза сорокалетнего мужчины пытались разглядеть что-то особенное в сколотом крае мутного стакана. Может этот стакан напоминал его самого? Темные волосы с небольшой проседью, маскулинное лицо с неаккуратной щетиной. Да, что-то схожее явно есть. Сколотый край… Может и здесь есть параллель? Наверняка есть.
Он сидел, опершись на барную стойку, которая была уже сильно потерта в тех местах, где касались его локти. «Очень убедительный символ стабильности, – отметил он про себя, поднимая стакан с виски и отрывая локоть, – будто позвоночная грыжа, не спрашивая, напоминает мне неизменное положение дел, – он одним движением добил вязковатое содержимое стакана и с негромким стуком опустил его на стойку, – сказал бы я, будь у меня грыжа», – чуть поморщившись добавил он.
Бело-золотой длиннополый плащ-камзол, который носил Чак, за один вечер в этом злачном месте впитывал в себя столько табачного дыма и алкогольных паров, сколько за всю жизнь не видывал ни один такой же бело-золотой плащ. Многие считали недостойным делом марать рукава служебной формы о грязные столы подобного рода заведений. Но Чаку было плевать на мнения, а автоматический шкаф-химчистка на следующий день не оставляли ни единого пятнышка на высоком воротнике его шикарной формы. Да и вообще эти два дня выходных Чак планировал не забивать свою голову всякими глупостями типа чистки своей формы, будничным общением со свидетелями, или же мыслями о здоровом питании. По крайней мере сегодня вечером он намерен дать преступникам фору и набивать свою голову только алкогольным дурманом.
Чак лениво вскинул руку вверх, давая знак бармену налить ему еще стаканчик. Он безэмоциональным взглядом следил за тем, как кубик льда увлекается в центр водоворотом мутной жидкости и вертится, не в силах противостоять внезапно нахлынувшей силе. «Я этот кубик. Так же беспомощно кручусь в проблемах, которые льет мне на голову очередной высокопоставленный кретин, – он будто с некой злобой взглянул на грузного бармена и снова уперся в уже успокоившуюся жидкость, – И все же, каждый раз я остаюсь на плаву».