Бежать… Бежать… Не останавливаться… Главное сейчас – это только бежать.
Ее босые ноги обжигал жесткий поледенелый мартовский снег, глаза заливал пот, темнота не давала обзора, а старые мерзлые ветки хлестали голые руки. Было больно и холодно, но главное было – бежать.
Добежать бы до населенного пункта! А там и спасут! Наконец-то она сможет вырваться из этого многолетнего плена. Надо только добежать. Да лучше уж упасть прямо здесь и насмерть замерзнуть, чем снова туда! Ведь больше нет смысла. Да лучше она обморозит ноги и руки, ей их отрубят – такую уже назад не возьмут. Хотя… Черти! Они и такому уроду найдут применение. Оставалось только бежать. А еще надеяться. Надежда умирает последней. И вот, когда в душе Нины уже ничего не осталось, пришел ее черед, черед надежды. И пока она жила, Нина продолжала бежать. Надежда, она ехидная: если обломается, то способна разбить и уничтожить человека. Раз она уже разбила Нину. Теперь Ниночка была уже другой: переродилась и жаждала снова жить, ведь она все еще молода, у нее все еще есть шанс. Вдруг вся настоящая жизнь впереди? Надо только бороться! А за прошлое, за тот родной кусок души, Нина уже расплатилась сполна.
Жила-была в поселке Озерки прекрасная девочка Нина. Красавица с большими синими глазами, как советское небо, с волосами цвета пшеничных колосьев, статная, стройная, прилежная, послушная. Родителям на радость, девкам на зависть. И училась Ниночка в сельской школе старательно, и матери по дому помогала, и в поля на работы ходила, трудилась. И не было лучше и краше Ниночки во всей округе.
Но вот в дом Ниночки пришла беда: умер батя. Сильный, здоровый был мужик. Держал своих двух баб в ежовых рукавицах. И Нинка послушная ходила отцу на радость, и жена все по-мужниному делала. И что бы ему умирать, такому молодцу?! Да сгубила мужика водка: пил редко, но метко, вот по пьяни и напоролся на перо. «Надо было выбирать, с кем пить,» – горестно вздыхала мать на поминках.
Ниночке тогда было 15. Отбилась дочь от рук сразу же. Выяснилось, что не такое уж и золотце Нинка. Без отцовской силы девка оказалась рядовой хулиганкой, почувствовавшей свободу. На мать Нинке было начхать. Страдала баба: еще бы, без мужа осталась, хозяйство повалилось, а тут еще и дочь фортеля давай выписывать. Постарела баба за месяц, за второй еще больше скурвилась. Совсем с дочерью общаться перестала, да и та особо на мать не обращала внимания. Гуляла много, ночевать не приходила. Порой зайдет домой, матери ни слова не скажет, пока та сама не заговорит, возьмет в холодильнике кусок курятины, булку хлеба, запьет молоком, а потом в койку, так и весь день проспать могла. А проснется – опять на гулянки.