Приветствую, мой несчастный читатель!
Поэзия создается внезапными порывами и душеными ранами. Проза – торжеством терпения и холодом рассудка.
Так я всегда считал, и, думаю, на то есть свои основания. Романы для меня стали фундаментальный трудом, полным исследования десятков и сотен страниц специальной литературы, статей, научный гипотез и тезисов. Стихотворения же – материя тонкая, почти неосязаемая. Она обнажает все нервы и чувства, заставляет вложить в каждый эпитет, метафору или перифраз особый смысл, свой внутренний взгляд на то или иное явления, при этом стараясь не повторяться, и если уж подражать чему-то, то подражать великому и в своей манере. Все, что содержится в этом коротком сборнике я написал, балансируя между глубокой внутренней болью и борьбой моего разума с помутнением рассудка.
Эти стихи – совсем не обо мне. Вернее, и обо мне тоже. Они обо всем, о чем я когда-либо думал, о том, что в определенные периоды моей жизни наблюдал, переживал или просто о том, о чем мне захотелось пофантазировать. Они обо всех нас, и ни о ком из нас. Они о том, что есть у каждого, и о том, чего ни у кого из нас никогда не будет.
Меня зовут Валерий Орловский, на момент написания мне двадцать девять лет, и я нахожусь на руинах жизни, которую разрушил собственным эгоизмом, цинизмом, непониманием и отрицанием. Этот сборник – моя исповедь. Моя извинения. Мои слезы. Эпитафия для моего прекрасного и ужасного прошлого. Мои муки по счастью…
Приятного хождения по рифме!
Продираюсь по прямой. Кривой?
Выгибаюсь неестественно.
Я один? Или чудится? Никто со мной.
Я скала. Я корыто, потерпевшее бедствие.
Кровь внутри и снаружи. Мысли в жестком клубке.
Не распутаешь, не запутавшись.
Захлебнусь в мутной луже, покрестившись в реке
На потеху меня не послушавших.
Жизнь в кармане штанов, надоевших давно
Непроглаженной грязною стрелкою.
Выпад волос седой и дурак на таро.
Не рассмотришь себя за подделками.
Продираюсь по кривой. Прямой?
Выгибаюсь неестественно.
Я один? Чья-то тень за моей спиной.
Я графит. Я алмаз. Я совсем невещественный.
Ладонь задела холод батареи,
Разрядом пронеслась по коже рябь.
За ней в окно квартиры на алее
Исподтишка свинцом следила хлябь.
Она касалась пальцами ключицы
С задумчивым упорством карих глаз,
И представляла улицы столицы,
