Март 20Х2 года
Глеб Гордин вышел из машины. Промозглый ветер обжег лицо, растрепал волосы и распахнул полы короткой куртки. Глеб ссутулился и поднял воротник. Под ногами хлюпала кашица растаявшего снега. Город был по-зимнему неопрятен, но в воздухе уже проклевывались волнующие запахи весны. Март все-таки! Глеб досадливо поморщился, заметив грязные брызги на глянцевой коже ботинок. В прошлый раз агрегат для чистки обуви не работал. Успели починить? Иначе придется пожертвовать носовым платком.
До назначенной встречи оставалось восемь минут. Только бы дура-секретарша из разряда хронических блондинок не забыла заказать пропуск. Тогда есть шанс успеть. Здесь ходу от силы три минуты. Еще четыре – на оформление. И минута чтобы подняться на лифте на третий этаж.
Сейчас банкиры опять начнут руки выкручивать. Будут нудить, что функциональность системы должна быть шире, цена ниже, а сроки разработки – короче. Послать бы их… Но нельзя: стратегическая разработка. Отличный шанс сделать один раз за деньги жирного клиента, а потом тиражировать. С минимальными изменениями. И будет фирме счастье и Большой Кэш.
Глеб поравнялся с прозрачным скворечником автобусной остановки. Автобуса давно не было. Пассажиры озябшими воробьями жались к стеклянной стенке, залепленной огромным рекламным плакатом.
Сознание Гордина уже давно выработало защитный механизм против рекламы: слушать и не слышать, смотреть и не видеть. Рассеянным взглядом Глеб мазнул по картинке: блеклая сепия, сдвоенная фигура… И вдруг что-то внутри отозвалось импульсом неосознанного узнавания. Между ним, Глебом Гординым, и этим уличным постером существовала связь: очевидная и невероятная.
Глеб усилием сконцентрировался. Нет, этого не может быть! Это бред какой-то! Наваждение! Как? Откуда? Гордин пальцем надавил на глазное яблоко. Изображение расплылось, но не исчезло. Оно по-прежнему издевательски маячило перед глазами, вызывая тяжелое буханье сердца.
В одной из половинок сдвоенной фигуры Глеб узнал себя. В другой – Анну, свою несостоявшуюся любовь. Только недавно он перестал искать ее глазами в толпе, обливаться потом от обманок случайного сходства, вздрагивать при каждом телефонном звонке… И тут вдруг этот невозможный плакат, будто бы всплывший из омута подсознания!
Там, на плакате, Гордин прощался с Анной после короткого беззаконного романа, в котором оба они сошли с ума. Глеб обнимал ее в последней попытке удержать, не позволить уйти в ту жизнь, где место рядом с ней занято другим мужчиной. И мальчиком одиннадцати лет.