Молодой джазовый пианист Серёжа Бубнов проснулся в четыре утра в своей квартире на улице Репина оттого, что над головой хлопали крылья. В полумраке белой петербургской ночи кто-то шумно летал, ворковал. На лоб пианиста шмякнулся птичий помёт. Бубнов сел на кровати. Голова немного кружилась, казалось, что тело парит в невесомости: продолжала действовать трава, которой он с вечера обкурился «для успокоения» – от него Поленька ушла.
Поленька играла на саксофоне, у них был отличный дуэт на сцене и в постели, во всяком случае, Бубнову так казалось. Недолгая совместная жизнь оборвалась дико и неожиданно – ничего не объяснив, Поленька ушла к ударнику Битову. Серёжа не сразу понял, что она ушла навсегда. Чтобы усыпить его бдительность, Поленька включила стиральную машину, закинула за плечо рюкзак и отправилась будто в «Пятёрочку». А на самом деле – к Битову, с саксофоном, который заблаговременно спрятала среди хлама на лестничной площадке.
Серёже было обидно, что она не захотела поговорить, объясниться. Поступила с ним как с человеком, с которым разговаривать бессмысленно – не стоит время тратить, не способен услышать и понять. Стиральная машина мерно гудела на долгом режиме, на ноте «ми», Поли всё не было, на звонки она не отвечала. Когда на соль-диез заревел отжим, Серёжа заметил, что из ванной исчезли все её духи – и «Шанель», и пахнущие инжиром, и самые дорогие и противные, с тревожным ароматом тропического леса после дождя. Погас красный огонёк. Серёжа открыл дверцу. На дне барабана лежали одинокие Поленькины трусы. Он уткнулся в них и зарыдал. А потом получил эсэмэску от Битова с набором дежурных формул типа «судьбу на кривой не объедешь», «будет и на твоей улице праздник». Там была даже такая гадость, как «жизнь прожить – не поле перейти».
Наплевав на гордость и самолюбие, пианист пошёл к Битову. Полина заперлась в сортире с саксофоном. Серёжа пытался с ней поговорить, но тщетно – из-за двери неслись дикие звуки: вой мартовского кота, трубный глас мамонта, рёв, должно быть, тираннозавра. Потеряв терпение, Серёжа шарахнул кулаком в дверь: «Что тебе было не так?» Прилетела настолько хамская, захлебнувшаяся в миноре ответочка, что Бубнов схватился за голову и выбежал на улицу. Стал вытирать пот и слёзы, заметил, что в руке вместо носового платка – Полины трусы, случайно оказавшиеся в кармане.