Что нашептала мне пустыня

Тяжек путь к святой земле

Пыль, барханы, скорпионы,

бред горячечный и стоны.

Тень едва ползет на склоны.

Миражи сквозь щели вежд.

День за днём и ночь за ночью.

судьбы, порванные в клочья.

В нас теперь сосредоточье

новой веры и надежд.

Истым Божьим словом званы

через зной и сквозь туманы

мы бредём в чужие страны

ясным днем и в серой мгле.

Под палящим небосводом

По камням, пескам и водам.

Станем мы святым народом

в обетованной земле.

Но пока – разноголосье.

Мы – отдельные колосья,

и скрипим кривою осью

на разбитом колесе.

В опьянении свободы

мнят себя вождем похода

племена, князья и рóды

одурев, почти что все.

Есть Завет, и что ж такого?

Путь неясен к жизни новой…

Божья воля как оковы.

Всё успело надоесть.

Нас несёт, как ветром тучи.

На зубах песок скрипучий.

Может врут, что будет лучше?

Рабство было – рабство есть.

Ветер враки дует в уши,

клич вождей звучит всё глуше,

и сомненья души сушат

как былинку суховей.

Для чего ушли из дома,

где и боль была шаблонна,

где хоть жили по-худому

но под крышей и сытней?

К ночи слабость непритворна.

Но встаём с зарёй упорно,

вещи в путь собрав проворно,

тащим скарб, что так убог.

Нынче горе полной чашей,

но придем мы в землю нашу

оросим, взлелеем, вспашем.

Говорят, что с нами Бог!

Старый мир уже расколот.

Но клинок колотит молот,

пекло днем и ночью холод,

закаляют с каждым днем.

В льдистом небе звезды тают.

Ночь прошла и вновь светает.

Подожди, Земля Святая!

Мы уже к тебе идем!

Негев. Вечер пятницы

Ржа заката блекнет понемножку,

веет воздух прелью и тоской.

Сумерки крадутся серой кошкой.

Тишина. Расслабленность. Покой.

Благодати шаль легла на плечи,

сея просветления пыльцу.

И горят, шаббат встречая, свечи -

Гимны благодарности Творцу.

Над домами колесом телеги

катится луна на небосвод.

Пятница закончилась, и в неге

Негев отдыхает от забот

И даже в пустыне

Разлита Предвечным с небес долгожданная влага.

Сегодня пустыня проснулась от дремы, как будто.

Колючка бесстрашно бежит на холмы из оврагов

рассеяв по склонам щебенчатым серые путы.

Без солнца безрадостно-серою стала природа.

Не жарко, не пыльно. Но горького запаха волны

почти наваждением смутные чувства тревожат,

как будто бы призраки тех, виноватых невольно,

в пустынях далеких обретших последнее ложе,

кто верил и шел, но не видел финала Исхода.

Присяду на камень и землю поглажу рукою.

Так было извечно и все повторяется ныне.