Давным-давно существовало поверье, что при помощи черной магии крови человек может обрести вечную жизнь. Знание надежно оберегали ото всех посторонних хранители, и лишь немногих избранных посвящали в великую тайну. Со временем избранных, обладающих достаточной духовной энергией, чтобы выдержать трансформацию, становилось все меньше, а еще через пару сотен лет они и вовсе перестали рождаться.
Появилась новая религия, где законы Единого Бога запрещали использование магии крови. Новая Церковь боялась их силы и власти. На Бессмертных началась охота. А убить их можно было лишь одним-единственным способом.
Слабейшие Бессмертные пали, сильнейшие же скрылись. Им пришлось вести тайную жизнь в отдаленных уголках по всему миру в постоянном страхе перед церковными орденами рыцарей-монахов и перед тем, кто за ними стоял. Тем, кто знал, как убить Бессмертного.
Спустя еще несколько столетий Церковь утратила интерес к Бессмертным, сочтя их полностью истребленными. Одновременно с этим вспыхнул интерес у людей, жаждущих власти. Но секрет уже был потерян.
Много сотен лет не появлялось на свет детей с мощной духовной энергией. Вслед за черной магией крови отправилась в забвение и белая магия духа. Люди, лишенные тайных знаний, десятками тысяч гибли от воцарившихся болезней. Казалось, сама природа старалась изжить их с лица земли: год от года на людские поселения обрушивались бедствия. Мельчали реки, южные земли терзала засуха, прибрежные районы страдали от наводнений, с севера неизменно подступали льды. Граница покрытых вечным снегом земель с каждым годом разрасталась, грозясь отвоевать последние оставшиеся плодородные почвы.
Каждый новый год человечество встречало с надеждами, а провожало с разочарованиями. Добывать себе продовольствие и чистую воду становилось все труднее, и нескончаемые войны за ресурсы стали обычным делом. Убийство стало обычным делом. Никто уже не придавал значения церковным догматам, когда дело касалось их выживания.
При свете дня люди ходили в свою церковь, а по ночам молились давно умершим и забытым богам, лишь бы только прожить еще один день.