Трясу дерево, с которого ссыпаются мои внуки. Они катятся, перемешанные с пылью – и не отличишь, кто есть кто. Кричат:
– Оума, в твоих глазах незаконный блеск! Расскажи нам о своей дочке и других детях!
Имя дочери царапает воздух листом железа. Я варю сорговое пиво и пахну огнём, а ребятам только бы зарыться в колдовство. Любят эту историю, потому что её посыпали чем-то не из нашего мира.
Слушайте малютки, мои и чужие, слетайтесь на ступеньки под свет лампы, мотыли. Пена времени моет красную землю. Музыка Ибрагима льётся из окна, напоминая о красоте и жажде жизни. Мы будем сидеть в круге света, пока на соседних улицах стреляют бандиты и ножевые раны отправляют людей в небеса. Тише, тише, никто сюда не ворвётся. Слушайте дети, колючая проволока на заборе крепкая, а дедушка подвёл к ней ток.
Со мной всегда творились разные чудеса. То радио включалось само собой, и начинала вещать запрещённая волна, то комната, закрытая отцом снаружи, сама собой наполнялась фруктами.
Мы оказались в классе наедине с незнакомым языком, так я в три дня научилась понимать его каким-то чувством. Одноклассники же сидели, выкатив глаза, и пытались не сойти с ума в потоке чужих слов. После школы они кидали в меня сухую грязь. Я шла и думала: «Пусты мои знания, и пуста их злость». Уже тогда будущее мальчиков покрывала пыль шахт, будущее девочек пахло тряпками на задворках богатых вилл. Такой же запах имеет и ваше будущее, дети, если до утра ничего не изменится.
Так вот, со мной всегда случались чудеса. Я и сама была чудом, родилась, когда родителям было уже больше полувека, и они устали ходить по колдунам и пророкам.
Чтоб понравиться силам, которые раздают людям детей, словно сухое молоко гуманитарной помощи, мама и папа сами помогали бедным. Скоро, правда, кто-то пустил слух, что вещи и еда от них приносят несчастья.
Мама смотрела на шумные, мохнатые гнёзда ткачей, свесившиеся с телеграфных столбов. Она скорбела от того, что её гнездо пусто. У ровесников её уже появлялись внуки. В конце концов, мама смирилась с одиночеством. Продолжала вязать беднякам кофты, оставляя их в сумерках под дверями домов. Однажды она узнала, что ждёт меня. Люди засмеялись: «Такая старая».
Режим заставил меня варить сорговое пиво, хотя я давала другие надежды. В три года я уже читала книги, не то что вы, дети пыли. Была послушной и прилежной, про меня говорили: «Она расправит крылья!». Носила я тщательно выглаженные платья и светлые гольфы. На людях мои глаза были спрятаны под ресницами. И вдруг беременность – настоящий скандал для округи.
