«ЧревовещателЬ»
Прости, чревовещатель, избегаю твоих кукол,
Пытаясь очертить себя от них карандашом.
Моя личина не претерпевает издаваемые звуки,
А я больше не в силах выходить на скошенный балкон.
Ты так искусно овладел сценарием, игрой, манерой речи,
И эпитафий стопку написал, учел даже такой нюанс.
Забиты поддувала до отвала. Пыхтят, подпрыгивают печи —
Еще не весь спалил кристально-чистый исторический запас.
Но вот причесанных с прикованной улыбкой
На площади отправишь шевелить губною шторкой.
Я не хочу впадать в прострацию, спасаясь криком,
Но избежать не суждено, хоть и не знаю через сколько.
«Скажи властитель»
Скажи, властитель, от чего ты такой грубый,
Взъерошенный и с гневным, диким взглядом?
Ты видишь в зеркале как пляшут дураки и дуры,
Вокруг тебя и вот огонь, и на тебя осада.
Открой свои глаза, открой пошире, чтоб увидеть,
Ответь на каждый заданный вопрос, звучащий с многих уст.
Взгляни на массу распрей и коллизий,
Пойми ты, наконец, не шутки это все и ты не шут.
Мне больно понимать, что очевидность режет глаз,
И эта боль ножом ползет по грудной клетке.
Мне больно понимать, что не изменится все в раз,
И эта боль страшней проклятия черной метки.
А тебе больно? Больно ли тебе сидеть на шелковой накидке?
Смотря на это свысока, будто в неведомом расфокусе витрин.
Обидно осознать, принять, исправить те ошибки,
Которые ты некогда по странности свершил?
Тебе не предо мной держать ответ, да и не перед кем другим.
Перед собой. Тем самым настоящим, оголенным, безопасным,
Что матерь грудью выкормила, вырастила, отдала на мир,
Перечитала много книг, где восхвален был царь волею сказки.
Не знаю почему ты замолчал.
Может быть вспомнил памятный кусок из детства,
Может, забылся эмоционально, волю дал слезам,
И бегаешь по сторонам и не находишь места.
Не знаю, да и не дано мне. Сокрыта истина во мраке построений.
А ты все знаешь, можешь изменить, что должно быть другим.
Заскоки грубости сменить в направленное русло мнений
