Черный ворон нехотя сорвался с надгробного креста и, хрипло и недовольно каркая, переместился на ближайшее дерево. Умиротворение заброшенного кладбища нарушали теперь лишь звуки чьих-то осторожных шагов. В весеннем сумраке, пригибаясь как можно ниже к земле и стараясь не шуметь, между сырых от недавно прошедшего дождя крестов и монументов, перемещались двое мужчин.
Шедший впереди, крепкий рослый мужчина лет шестидесяти, в серой грязной рубахе с закатанными рукавами, поверх которой надет был кожаный коричневый жилет, в старых, видавших виды брюках и стоптанных от многолетней носки коричневых же кожаных ботинках, очевидно, вел своего пособника к хорошо знакомому ему месту.
Смуглое подвижное лицо его блестело мелкими каплями пота, которые он периодически смахивал. Из-под старой соломенной шляпы старика торчали длинные седые волосы. Прищуренный взгляд подслеповатых уже, выцветших голубых глаз он с мольбою устремлял в багровеющее закатом небо, как будто ища там поддержки. На его поясе, в кожаной кобуре, висел массивный револьвер, к которому он периодически прикасался для успокоения. В левой руке старик нес завернутые в мешковину лопаты, в правой – железный лом.
Несмотря на довольно внушительный рост и несомненную физическую силу, видно было, что мужчина почти не справляется с обуревающим его страхом и еле сдерживается, чтобы не сорваться и не побежать назад, прочь из этого леденящего кровь места.
Так оно и было. Старику казалось еще чуть-чуть и нервы его не выдержат, он закричит или сойдет с ума от ужаса. Беззвучно, одними губами, шептал он слова заученной в детстве еще молитвы, прося о помощи и защите своего небесного покровителя и стараясь обуздать дикий, поглощающий его все больше с каждой секундой, страх.
Он не мог дать себе слабину именно сейчас! Сейчас, когда пути назад уже не было. Его спутник ни в коем случае не должен был даже догадаться о том ужасе, который ледяными волнами окатывал его проводника. Преодолевая эти естественные для любого человека чувства, старик, молясь и вытирая струившийся по лицу пот, продолжал двигаться вглубь мрачного, медленно поглощающего их пространства.
Напарник его, казалось, не был так напуган, но, все же, неуверенность в совершаемых ими действиях, читалась в его серых беспокойных глазах. Это был молодой мужчина лет двадцати, высокий и стройный. Его красивое лицо, с тонкими, как будто нарисованными художником чертами, было бледным и сосредоточенным. Хороший костюм, поверх которого накинут был летний плащ, новая шляпа и перчатки, которые он снял в волнении и нес теперь в руках, выдавали в нем человека небедного.
