Неумолимое, как судьба. Хлёсткое, как пощечина…
Только что виденные отблески костра, дальний берег озера и лица друзей – всё, как в воду кануло. Воспоминания темны, разум пытается воскресить образы, но не может. Сама ткань мысли превращается в рубище.
– Доэ?
Погружаясь в черноту, Вадим ещё чувствовал её теплую руку. Затем всё исчезло.
Внезапно окутал мрак. Какой прожорливый… Не просто отсутствие света, – потерялось всё, кроме этих отрепьев мыслевой материи: они медленно перемещались, как предметы в невесомости.
– Доэ!
Если умер, и это загробный мир, то почему не изменился голос? Эхом разносится по просторному вместилищу, границы которого невидимы.
Попытался что-то нащупать, но не было рук; захотел идти, но и ноги исчезли. Весь мир утонул в черном масле.
– До-о-э-э!..
Миг перехода от жизни к смерти – то, что всегда представлялось таким ужасающим и вместе с тем загадочным, должно быть, уже миновал. Как это странно… Пустота в душе не пугает. Видно, так и должно быть. А может, чувств больше не осталось?
Кажется, собирался кого-то позвать…
В памяти мелькают рыжие волосы, зелёные глаза, и тут же исчезают. И уже не вспомнить. Память – бесконечная линия черных строк.
Всё вязнет…
Мысли останавливаются…
Несколько последних дней Милену Гааль не покидало скверное предчувствие. Ей казалось: вот-вот должен позвонить Сикорский с предложением прервать отпуск. К несчастью, у начальника была такая вот дурацкая привычка неожиданно нарушать все её планы. Что поделать, работа – есть работа. Чем лучше и успешней шли дела Милены, тем больше надежд и ответственности на нее возлагал начальник.
После возвращения из Беару прошло почти два месяца. Бесплодные попытки добиться возобновления экспедиции, увеличения бюджета, привлечения к раскопкам тяжелой машинной техники довели Милену до нервного истощения.
Что случилось с дядей, по-прежнему оставалось загадкой. Гид-калаец не сказал ни слова. С вещами дяди Ромуальда в руках он успел выскочить до того, как пещера закрылась, но ему словно память отшибло.
Это не был оползень или землетрясение, просто края входа сомкнулись – так, по крайней мере, это выглядело. Никаких груд щебня и камней, никакой пыли и абсолютно никакого шума.
С каждым днем Милена становилась тревожней и рассеянней. Что-то и с её памятью сделалось не так. Начали теряться разные мелкие вещи. Ей даже пришлось пройти курс лечения мнемоном. Да толку-то. О, двадцать третий век, ну когда же ты изобретешь панацею от всех бед?
