Примите, милостивый государь, мои искренние уверения в глубоком к Вам уважении. Этой формулой в стародавние времена принято было заканчивать, например, деловое письмо, а вот я спешу так начать свой разговор с читателем, и это вовсе не случайно. Мой секрет в том, что после долгих лет ожидания у меня, наконец, появился мой первый настоящий читатель, с которым я могу пообщаться не по делу, а по душам, могу, следовательно, написать этот текст без опасения, что мои труды на писательском поприще останутся не востребованы. Кстати, во избежание любых недоразумений должен сразу признаться, что долгожданный мой читатель – это я сам, повторяю, я сам. Уверения же в глубоком уважении, адресованные, получается, мной самому себе, в данном случае только фигура речи, хотя и правильно отражающая суть моего отношения к тому, кто взялся бы меня читать.
Моя ситуация стала необычной ровно с того момента, когда я впервые для себя почувствовал, что хочу написать не очередной деловой текст – что для меня вполне естественно и что я делал бесконечное число раз в прошлом, продолжаю делать и сделаю, наверное, ещё множество раз в будущем – сейчас же я хочу написать для души, в литературном, так сказать, смысле, написать для тебя, дорогой читатель. Удивительно то, что я никак не чужд чего-то для души. Не однажды ловил себя на мысли, что хотел бы написать так же душевно, как это сделал автор понравившегося мне литературного текста. Без зависти думал я об этом, но с какой-то внутренней спокойной убеждённостью, что этот симпатичный мне текст должен был написать я, но кто-то опередил меня, и даже неважно, почему именно так получилось. Для меня действительно никогда не было важным, что кто-то более, чем я, одарён художественно-литературно, лучше подготовлен или просто совпал с текстом вполне случайно, но очень удачно совпал – для себя и всех нас, разделивших радость интересного чтения.
Так и я, бывало, совпадал: читаю автора и заражаюсь его творением, начинаю думать в стилистике автора и даже додумывать и передумывать за него, заканчиваю за автора предложения, начинаю новые. Чем я тогда не соавтор? Нет, в таких вещах мне совершенно неважно, что в заглавии литературного текста нет моего имени. Мне почти безразлично, что формальный автор не я, и дело здесь не в отсутствии авторского честолюбия. Амбиции всегда были и остаются мотором любого дела, требующего творческого подхода, а такие дела мне знакомы не с чужих слов. Я сам по этой части вполне состоялся, как я себя ощущаю. Первым быть стремлюсь, работаю на такой результат, но меня отнюдь не смущает возможное отсутствие желаемого результата, если только по собственным ощущениям я сделал всё, что мог сделать: не больше, но и не меньше. С себя можно спрашивать только за твоё собственное, например, за недостаточную веру в себя там, где была нужна такая вера. Если я в себе сомневался, а кто-то оказался самоуверенный и не постеснялся написать тот литературный текст, который я по трусливому недоверию к себе написать не решился, значит, писатель – он, другой, а я не писатель, я читаю чужие тексты, что не мешает мне, как мы выяснили, воспринимать эти чужие тексты как собственные, вполне возможно, подпитывая чужой славой собственное внутреннее эго: и я бы так смог, но Пушкин опередил. Шучу.