Когда мне было лет шесть, я украла у своей подружки пять копеек.
Я была на год с небольшим старше Анички, считала ее ужасно глупой и, быть может за это, презирала. Но нас почти заставляли дружить наши родители; вернее, наша дружба им казалась естественной и обязательной, потому что дружили между собой они.
Мама говорила мне всякий раз, накормив завтраком:
– Иди поиграй к Аничке.
– Не хочу.
– Иди! Что ты все дома сидишь, как таракан запечный?
Но я хмурилась, сопела, и никуда не уходила. Тогда ко мне приходила Аничка.
Часто Аничка приходила рано, когда я только садилась завтракать. Я была почему-то так зла на Аничку, что совершенно не могла с ней разговаривать. А она сидела на табуретке у кухонных дверей и терпеливо ждала, пока я наемся и подобрею.
Мама приглашала Аничку завтракать со мной, отчего я внутренне вскипала, но Аничка, к моему удовольствию, отказывалась. Тогда мама начинала расспрашивать Аничку, дома ли мама и папа, и чем они заняты, если дома, и чем мама ее кормит, что она такая пухленькая. А вот меня, сетовала мама, как ни старайся корми, все равно «в чем только душа держится». И вздыхала: «не в коня корм».
Аничка на все вопросы отвечала старательно, на последний серьезно пожимала плечами, болтала ногой и смотрела, как я ем. А я ела нарочно медленно и старалась не смотреть в ее сторону.
– Оля, мы пойдем гулять? – спрашивала меня Аничка.
Я супилась и отворачивалась к окну.
– Оленька, как тебе не стыдно? – говорила мама. – Ты что, не можешь ответить, когда тебя спрашивают? К тебе подружка пришла, а ты сидишь, как сыч, слова сказать не можешь. У тебя что, язык отвалился?
Я бурчала что-то под нос, продолжая хмуриться.
К концу завтрака мое настроение улучшалось, я немного веселела, хотя Аничку по-прежнему не замечала.
Мама одевала меня и выпроваживала на улицу играть с Аничкой.
Я шла, засунув руки в карманы, исподлобья поглядывая по сторонам, и искренне не понимала, почему я должна играть с Аничкой, отвечать на ее дурацкие вопросы. Аничка казалась мне обузой, с которой я должна была почему-то дружить.
