– Воннн!.. – злое эхо разлетелось вдоль стен нашей библиотеки.
Пространство зала поглотила тень, а за ее спиной с грохотом закрылась распахнутая ударом ноги дверь.
Возмущённо задрожали витражные стекла, загудели высокие стеллажи, зашелестели древние фолианты.
– Но… – попыталась возразить смотрительница зала.
Нирочка. Приятно кругленькая, уютно-ароматная.
В ее смену мне работалось комфортнее всего, и даже самый паршивый день обретал светлый смысл.
– Пошли. Все. Вон!
Яростная пощечина смела неугодных прочь.
Оторопевшее эхо ещё какое-то время металось между бетонных колонн, надеясь затеряться среди купольных сводов, однако, в итоге утихло и оно.
В академической библиотеке этим хмуро-зимним воскресным утром остались только мы: я, мое храбро боящееся сердце и он – Сэдрик Файт, одним рыком разогнавший весь читательский бомонд.
Откровенно говоря, я бы тоже мечтала оказаться от Его Бешенства подальше, прихватив с собой и отважно замершее сердце, вот только рабочие обязанности не позволяли. Моя должность помощника библиотекаря предписывала в данный час находиться за стойкой обслуживания, и отойти я могла исключительно по сверхважному поводу.
Нежелание встречаться с Сэдриком Файтом – магом в каком-то там дцатом колене, надеждой и брекватером всего континента от безжалостных тварей Великой Пустоши – к сверхважным поводам администрацией академии не причислялось, а вот в моем личном рейтинге этот пункт шел в первой тройке, приравниваясь к прямой угрозе жизни.
– Ты!.. – рявкнуло Его Бешенство.
– Вы, – сердце тряслось в обнимку с поджилками, но этикет был в меня вбит с малых лет. Интернат и ни к такому обяжет.
– Тыыы! – степень недержания возмущения достигла у мужчины апогея.
Я лишь поправила каштановые волосы, взлохмаченные поднятым от его рева ветром, незаметно вытерла вспотевшие ладошки о клетчатую юбку и направилась к входным дверям библиотеки.
– Прикрою, а то сквозит.
Сказала и напряглась всем вниманием, отслеживая затылком состояние маловменяемого посетителя.
Что ему на этот раз нужно?!
– А ну стоять! – очередное громыхающее эхо потрясло купольные своды.
– Не нукай-ТЕ, не запряг-ЛИ!
Питекантроп недоделанный! Брюнетистая глыба под два метра ростом, на все головы родовым гонором ушибленная!
Серо-голубые глаза швырнули в мою сторону разрывную гранату, и рвано-шелестящие, предыханием сопровождаемые слова, всё-таки, вырвались из него наружу:
