Рабыня снов любовь не признавала,
Влечение, забытое свое…
Она легко, так просто флиртовала,
Себя саму, считая за неё.
И гончих псов погонями играя,
Смотря вперёд, а кто там на коне.
И уносясь от края, и до края,
В шампанском искупавшись и вине.
Ночами дни, заветренная сырость,
И поцелуй весеннего дождя.
Отдав себя случайности на милость,
Осталась там, откуда уходя,
Сожгла мосты, захлопнула страницы,
И строчки пробиваясь сквозь метель.
Нет журавля, и нет её синицы,
И для нее самой закрыла дверь.
Срываясь с якорей, несётся жизнь,
И волны захлестнули… Поднимая,
Одних на трон… Другим – остановись,
И посмотри в ту оболочку края.
Там будущего больше не видать,
Одни дворцы влачат свою убогость.
Где чистота, что нам была как мать,
И почему не им такая строгость.
Немилостью прольётся дряхлый свет,
В каких-то пятнах вычурно богатых.
И на стекле царапая ответ,
Ведь дело в чем? В недостающих хатах…
Дворцам одним не выжить, не прожить,
Их разбросать во времени, в пространстве.
Дворцы ведь могут руки наложить,
В наживе той как в беспробудном пьянстве.
Подсели на богатство – вот беда.
Как им спастись, когда такие ломки?
А та беда не ходит ведь одна,
И не найдет той нужной остановки.
Законами одних прижав к ногтю
Законами одних прижав к ногтю,
Себя, уберегая от последствий.
Конструкция повисла на краю,
Где суд один и не проводят следствий.
Закроет день последнюю страницу,
Листок упал… Настенный календарь,
Издалека, похожий на бойницу,
И без того неведомая даль.
Стучат лучи, свет пролезает в щели,
Рассвет в окне или уже закат.
Мы далеко остановясь от цели,
Не думаем о будущем стократ.
Неверие, так разрушает разум,
Сознание в туманной пелене.
Сказать бы всем одновременно, разом,
Но мы идём дорогой как во сне.
У правды закрыты ставни,
На дверь навесной замок.
Скрывают – решайте сами,
Догадками занемог?
И слухи шепнул на ушко,
А тот по секрету всем.
И выстрелом грянет пушка,
Запутает всех совсем.
Молва закудахчет хором,
За ней петушиный крик.
И вот она приговором,
Звериный покажет рык.
Любовь не черпал он ложкой,
Гранёным стаканом пил.
Но жизнь проскользнула кошкой,
А он ведь и не бил.
И память, скрывая лица,
И было все то, не с ним.
Пришлось самому напиться…
Безверием он гоним.
Если можно молчать,
Так зачем говорить.