С неё всё и началось. Звуки волшебной музыки потоками изливались с ночного неба, растекались по аллеям городского парка, перекрашивая их на свой призрачно-сказочный лад. А большая полная луна как источник этой музыки и светонавождения была овеяна загадочной чарующей красотой.
Великий композитор сумел не только услышать, но и с безукоризненной точностью передать музыкальными средствами то, что, казалось бы, превосходит реальные возможности этих средств; то, что придаёт им ту силу, которая, переливаясь через края звуковых восприятий, напрямую втекает в сердце. Асенька, будто в трансе, переходит на боковую аллею парка, удаляясь от потока отдыхающих. Их поток движется в привычном ему измерении, не восходя по ступеням музыкального волшебства туда, где начинается сказка. Боковая аллея уводит Асеньку в иной мир, где царят гармония и совершенство. Её сердце наполняется восторгом. Она так далека уже от земли, по которой вышагивают её стройные ножки, что не сразу воспринимает сигналы земного мира, не сразу осознаёт их смысл. Будто отголосками эха входят в неё слова:
– Какая козочка! Какая у неё кругленькая аппетитная попка!
– Так в чём проблема?
– Noproblem! Forever!
Сказка переходит в кошмар. Перед Асенькой возникает мерзкая физиономия. Сзади Асеньку подталкивают к мерзкой физиономии твёрдые ладони его напарника.
– Я сейчас закричу! – решительно заявляет Асенька.
– А я тебя пёрышком пощекочу, – с садистской ласковостью оскалился мерзоликий и сверкнул перед Асенькиными глазами хищным лезвием финки, а затем приложил её плоской стороной к Асенькиной щеке. – Только пикни, паскуда!
– Нехорошо так с девушкой обращаться, – возник за спиной отморозка молодой мужчина и положил ладонь ему на плечо.
– Буль! Тут кому-то себя не жалко, – игриво обратился отморозок к своему подельнику.
– Сейчас проверим, – из-за Асенькиной спины выдвинулся громила с комплекцией сумоиста и стал обходить «проверяемого» с фланга. Отморозок, воспользовавшись этим отвлекающим манёвром напарника, в молниеносном развороте произвёл атакующий выпад, направив остриё финки в грудь тому, которому «себя не жалко».
