Взволнованный голос Юрия терзал слух, колокольчиком бился под самым темечком. Таким уж человеком был Юрик Пусвацет, что даже о пустяках не умел говорить без юношеского пыла, а уж новости про своего маньяка пересказывал с такой страстью, с какой, верно, лишь в давние советские времена благодарили за правительственные награды. Рукой придерживая подрагивающий руль «десятки», Мишаня чуть отстранил от уха рокочущий сотовый телефон.
– Погоди, погоди, Юрок, ты что – и сейчас его видишь?
– Ясен пень, вижу! Чего бы я стал тебе звонить!
– И где этот чертов маньяк теперь?
– Да в кустах прячется – прямо под моими окнами! Только-только нарисовался.
– Может, это кто другой?
– Издеваешься? Я этого урода от пяток до макушки успел изучить. И фотографий штук пять распечатал. Снимки, правда, не самые качественные, но для опознания сгодятся.
– Ладно, верю. И что он сейчас делает?
– Как что? Пока облизывается на студенточек, в настрой должный входит. Я же объясняю: он – гурман, никогда сразу за дело не принимается. Сначала сеанса вволю насмотрится, слюной изойдет, а там и за дубину свою возьмется.
– Какую дубину?
– Ты дурочку-то не валяй, – ту самую, какая у всех мужиков имеется. Какую же еще? Его хлебом не корми – дай поиграться. Пенсионер-малолетка, блин! Короче, жми сюда, вдвоем его и сграбастаем!
– Ты спятил, Юрик! Я не успею.
– Успеешь, Мишань, слово даю. Ты на машине, верно? Значит, вмиг обернешься. А он этим делом может минут тридцать заниматься. Я специально засекал. Настоящий марафонец!
Шебукин удивленно нахмурился.
– Тридцать минут – это сильно!
– А я тебе что толкую! Потому и нет жалоб от потерпевших. Он же всех насквозь удовлетворяет. Кто на такого заяву писать станет!
– Думаешь, за добавкой приходят?
– Может, и так. Бабья душа – потемки, а марафонцы среди мужиков – звери редкие.
– Тут ты, пожалуй, прав…
– Короче, приезжай, а я тебя встречу. Заодно подскажу, с какого боку зайти. – В голосе Юрия скользнула извиняющаяся нотка. – Я бы его сам схомутал, но уж больно здоровый бычара, а у меня нога до сих пор в гипсе.