Я осторожно приоткрыл дверь в кабинет главного редактора.
– Можно?
Василий Иванович, увидав мою голову в дверном проёме, махнул рукой.
– Заходи, Рукавицын. Что там у тебя?
Я робко вошёл и остановился у порога. Обычно независимый в отношениях с шефом, порой даже дерзкий, сейчас я чувствовал себя подобно нашкодившему первокласснику, явившемуся пред грозные очи школьного учителя.
– Да проходи, что в дверях толчёшься, – бросил шеф, уткнувшись носом в свежую корректуру и не глядя на меня.
Набравшись смелости, я шагнул вперёд и положил на стол шефа несколько листов бумаги с отпечатанным на компьютере текстом.
– Вот, материал подготовил, – сказал я неуверенно. – Посмотрите, может сгодится.
– Оставляй, потом посмотрю, – небрежно сказал он, не отрывая глаз от стола.
– Это статья…
– Что? Какая статья? – Он наконец взглянул на меня. Взгляд его выражал недоумение.
– Я статью написал, по результатам собственного расследования. – Голос мой окреп, уверенность моя росла с каждой уходящей секундой. – Тут и фото приложены.
– Почему статья? – Шеф всё ещё ничего не понимал. – Что ты мне голову морочишь, Рукавицын? Ты у нас кто? Фоторепортёр. Вот и занимайся своими прямыми обязанностями. А писарчуков у меня и без тебя хватает.
– Вы всё-таки взгляните, Василий Иванович, – настаивал я. Его невнимание к результатам моего первого литературного опыта вызвало у меня протест и даже обиду. Я всю ночь по клавишам стучал, потом обливался, нанизывая непослушные слова друг на друга, а он мне – «голову морочишь»!
Наверное, в моём тоне было что-то такое, что заставило его пересмотреть своё решение.
– Материал-то хоть дельный, писатель? – проворчал он.
– Дельный, – уверенно ответил я. – Крупная финансовая афёра в одной московской корпорации. Если материал будет обнародован, может разразиться большой скандал.
Глаза шефа загорелись.
– Давай!
Минут на десять он погрузился в чтение. Повинуясь его немому жесту, я расположился в кресле и приготовился ждать.
Василий Иванович отложил последний листок, снял очки, встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Потом остановился напротив моего кресла и тяжёлым взглядом уставился на меня. Я тоже поднялся.
– Вот что, Рукавицын, – сказал он, роняя слова, словно пудовые гири. – Бросай ты это дело.
