«К нему вернулись слова и монологи»
Несколько слов вместо предисловия
Роман, как явствует из названия, посвящен жизни и судьбе легендарного артиста Армена Джигарханяна.
Ставлю себя на место автора и понимаю, как трудно писать о творческих личностях вообще, тем более о такой мощной фигуре, как Армен Джигарханян.
Однако, как читатель и друг Армена Борисовича, проживший рядом с ним всю свою сознательную жизнь, могу заверить вас, что и читать многое из того, что написано о Джигарханяне, не менее трудно. То и дело спотыкаешься на недостоверности, непонимании, а то и на откровенной лжи, сочиненной ради красного словца и коммерческого успеха.
Слава богу, роман С. Тараховского подобных недостатков лишен.
Наоборот. В описании главного героя в романе присутствует тонкая бережность, достоверность и искренность – вплоть до деталей речи, которые известны всем, кто хорошо знает Джигарханяна.
Книга С. Тараховского – не биографическое повествование, но художественная проза, и одновременно это исследование, которое успешно осуществляет автор. И суть его исследования – попытка найти ответы на вопросы о смысле жизни и судьбы большого артиста. Что главное для Армена Борисовича? Любовь к театру? Бесспорно, да. К жизни? К музыке? Конечно, да. К молоденьким артисткам? К юмору и философскому восприятию жизни? Скорее, да… Или, напротив, страх перед молодостью, надвигающейся старостью, немощью и болезнями? Скорее, нет…
Вот суть характера Джигарханяна: «За четыре дня до премьеры далекий, почти изгнанный фантом театра неожиданно превратился в нем в ощутимую реальность, в ноющую, растущую, в ни на минуту не покидающую душевную боль. Он уже не думал о природе, о счастье покоя и одиночества. Спал плохо, а, если все же засыпал, просыпался с одной и той же мыслью.
О спектакле.
Но и этого было мало – он вдруг реально ощутил в себе кошмарное желание сыграть короля. К нему вернулись слова и монологи, и целые куски роли, руки и ноги стали ходить, как у Лира, – он начал в себе это подмечать. Чертовщина и наваждение, магия Шекспира, думал он, но поделать с собой ничего не мог. Спектакль, только и думал он, я – Лир, а все остальное: природа, грибы, так называемое счастье и даже Татьяна – бессмыслица. Никто и ничто не сможет помешать моему театру».
