Впервые я узнал о ее существовании еще в годы учебы в Московском университете. Жизнь только начиналась для меня, все было свежо и впервые, и особенно девушки. Они казались на редкость красивыми, ухоженными, счастливыми и умненькими. Я и мой друг упивались всем, что только успевали вовлечь в свою орбиту до тех пор, пока однажды на филологическом факультете он не познакомился с одной весьма примечательной личностью. Ее внешность в то время я могу описать лишь по его многочисленным описаниям и прекрасным, почти профессиональным фотографиям, которыми увлекался мой товарищ. Представьте себе стройную, среднего роста блондинку с яркими голубыми глазами, балетной походкой, по-женски-мягкими и в то же время мальчишески угловатыми движениями и уникальной копной волос: идеальной формы естественные кудряшки, покрывающие всю голову, спускающиеся по плечам, закрывающие всю спину до самых лопаток. Она была потрясающе фотогенична, естественна и в жизни, и на пленке. Другими словами, она была сногсшибательна и обладала к тому же хрипловатым чуть детским голоском, звонким и радостным изнутри. При взгляде на нее просто хотелось жить. Однако ее происхождение обязывало. Родители – профессиональные дипломаты, бабушка – потомственная дворянка, вышедшая замуж за партийного функционера благодаря наследственной красоте, будучи всего 40 кг весу от голодного существования, испытавшая и необычайный взлет, и головокружительное падение после 37 года, которого дедушка не пережил, так и не вышедшая вторично замуж за верного поклонника – известного оперного певца, воспитавшая и дочь, и внучку чрезвычайно изысканных манер, чья жизнь представляла собой одну непознанную легенду. Она сама к 18 годам объездила всю Европу и добрую половину Азии, чрезвычайно интересно рассказывала о том, что видела еще ребенком, а памятью она обладала редкостной, и поражала воображение экзотическими суперсовременными нарядами, дорогими необычными безделушками из далеких стран и очень ровным молочно-шоколадным загаром. Она напоминала красивую тропическую птицу, чудом залетевшую в московскую глушь. Еще немного, казалось, и она вспорхнет, чтобы навсегда исчезнуть. Этому впечатлению способствовала таинственность, которой она окружала все: никто не был у нее дома и даже не знал адреса, с возлюбленными она встречалась на их территории, у нее был новый паспорт, она никогда не давала номера телефона и не разрешала себя провожать. Еще она любила исчезать на несколько месяцев или на семестр, возвращаясь каждый раз, чтобы начать новую жизнь с новыми поклонниками и доверенными лицами. Однажды она исчезла и из круга моего приятеля, вернувшись через 2 месяца и перестав даже замечать его присутствие. Он был в ярости, отчаянии, но ничего не помогало. Тогда в качестве мести он решил сорвать с нее дешевый флер таинственности и принялся выслеживать, вынюхивать, выискивать. Истина оказалась ошеломляюще простой, и он, с не скрывая злорадства, обнародовал ее в центральном вестибюле факультета на Ленгорах, а также выставил в письменном виде на доске объявлений. Родители-карьерные дипломаты оказались простыми работягами, бабушка и поныне живущий дедушка в жизни не видели аристократов, а все тряпки зарабатывались ею лежа на спине. Она даже не подала виду, как больно ее ударило это разоблачение, стойкое равнодушие со стороны высоких номенклатурных мальчиков и общественный остракизм, которому ее подвергли. Не теряя аристократических манер и воспитания, она забрала документы и исчезла, как я думал тогда, навсегда. Но это был отнюдь не конец истории, а всего лишь увлекательный пролог.
