Как-то, часов в 10 утра, получаю я следующее известие: «Распорядитель общества охоты с гончими на основании № 6 устава имеет честь уведомить, что 7 и 8 сентября месяца назначена охота в Курдюмских местах и в Девятовке, где имеется выводок волков, и что сбор охотников назначается на охотничьем дворе, в 7 1/2 часов утра».
Прочитав вышеизложенное, немедленно отправляюсь к хорошему моему знакомому Михаилу Бурбонову.
– Получили? – спрашиваю его.
– Получил.
– Думаете ехать?
– Всенепременно.
– Товарища имеете?
– Нет.
– Не желаете ли ехать со мной?
– Отлично. Кстати я себе недавно ружье приобрел… По случаю… Ланкастер без курков… стрелял в дерево – так в щепки!.. Думаю, оставит за флагом все общество наших "шасёров", ибо господа эти, кроме Питера, никого не признают…
– А я так поеду с шомпольным…
– Берегитесь, вас засмеют!
– Не думаю. Ружье, пожалуй, что и старой конструкции но зато стволы у него бельгийские – damas superfin… [1]
Бурбонов даже расхохотался.
– А бьет как? – спросил он.
– Беспощадно.
– Когда же мы поедем: утром или на, ночь?
– Конечно, вечером… на охотничьем дворе переночуем, это будет удобнее.
– Согласен.
– Итак, дело решено?
– И решено и подписано. Только забота о лошадях ложится на вас, потому что мне некогда… надо в окружной суд… Наймите лошадей, а вечерком часов в семь заезжайте за мной, я буду готов.
И, проговорив это, Бурбонов затормошился, съел наскоро тартинку, выпил рюмку мадеры, собрал с письменного стола кучу каких-то бумаг, затолкал их в портфель, щелкнул замочком, ощупал карманы и, накинув пальто, отправился в суд, а я – к содержателю почтовой станции Маркелу Иванычу.
Часов в семь вечера мы мчались уже в тележке, запряженной тройкой почтовых лошадей, по дороге, ведущей к охотничьему двору. В ногах у нас лежали саквояжи с провизией, а на коленях – знаменитый Ланкастер и мое не менее знаменитое бельгийское ружье. Мчались мы в полном смысле слова, ибо только что купленные Маркелом Иванычем башкирки, запрягавшиеся всего второй раз, закусив удила, понесли нас, не выезжая еще из города. Несли они нас как вихрь, фыркали, били задом, и не успели мы опомниться, как вылетели из города, перескочили через линию железной дороги, миновали лютеранское кладбище, мужской монастырь, и только неподалеку от сапинских дач лошади наши, убедившись в тщетности своих усилий вырваться на свободные башкирские степи, стали немного смиряться, перестали фыркать, перестали бить задом и взбежали мелкой, но спорой рысью.
