Неловко спрятавшись между купальней для птиц и зарослями кустарника в саду усадьбы в Суссексе, Йен Эверси наблюдал за загадочным женским силуэтом, трижды, хвала Богу, появлявшимся в окне верхнего этажа.
Свет погас. Похоже, затушили лампу.
Это сигнал для него.
Йен поднялся на ноги. Его колени громко хрустнули. Он застыл на месте. Да, он был совершенно один, над головой только звездное небо, и ни одна душа не увидит, как он украдкой проберется к дереву.
Походы к дереву и последние три чувственные, но не лишенные напускной скромности ночи любовной игры в ее спальне – все это началось неделю назад в этом самом доме во время беседы на балу в честь помолвки леди Абигейл и герцога Фоконбриджа.
Их представили друг другу, между ними мгновенно пробежала искра, разговор был совсем коротким: каждое слово как тайный нескромный намек. С самого начала Йен был в восторге: ее пышная, холеная красота, притворная невинность, скрывающая восхитительную распущенность, и приятно холодящее чувство опасности, ведь она была невестой Александра Монкриффа, герцога Фоконбриджа, который, по слухам, десять лет назад отравил свою первую жену (конечно, ничего не было доказано, не выдвинуто никаких официальных обвинений, однако в свете не могли позволить угаснуть столь пикантной сплетне). Герцог участвовал во множестве дуэлей. По крайней мере так говорили. Это был хладнокровный, элегантный, необычайно богатый человек. Он играл в карты, вкладывал деньги в различные предприятия и никогда не оставался в проигрыше. Перейти ему дорогу мог только безумец.
Так рассказывали сплетники.
Прежде чем покинуть бальный зал, леди Абигейл легонько ударила Йена веером по руке и многозначительно заметила, что прямо перед окном ее спальни растет дуб.
На этот дуб Йен обратил внимание, когда братья прибыли на бал. Он сразу успел оценить его с предприимчивостью, свойственной всей мужской половине семейства Эверси: мощный ствол заговорщически прислонился к красной кирпичной стене дома, а крепкие ветви, растущие невысоко над землей, позволяли взрослому мужчине легко взобраться наверх, не повредив жизненно важных частей тела. Но прекраснее всего была ветка, вытянутая в сторону желанного окна, словно нарочно, Йен сказал бы «настойчиво».
Тогда еще он подумал, кому принадлежит эта спальня.
