За окном моросил дождь. Но ничего с этим не поделаешь, и я заранее смирилась с осенью, умудряясь даже найти в ней своеобразную прелесть.
Например, листья, падающие с деревьев… Как в стихотворении Ружевича: «Молча люди идут по дороге в такой необычной тревоге – не наступить бы на листья…»
Вот в такой прелестный и печальный день началась эта история. Я сидела в офисе и раздумывала, не поставить ли мне чайник, или уж совсем не вылезать из-под пледа, в который я закуталась, пользуясь тем, что я совершенно одна и никто, судя по всему, тут уже не появится.
Настроение у меня было хорошее. Я ждала, когда за мной приедет мой верный Пенс, и смотрела на капельки дождя, стекающие по стеклу.
– Сегодня ты вполне симпатичен, мир, – сказала я, все-таки решив отправиться за горячим чаем. – Пожалуй, я сегодня ощущаю даже радость бытия, как это ни странно.
По радио тихонечко наигрывала мелодия «Битлз», и хотя я никогда не была битломанкой, но сейчас эта песенка возвращала меня в тот далекий уже период, когда я была такая маленькая, такая открытая завтрашнему дню и такая глупенькая, в общем, когда я была подростком, а не умудренной опытом взрослой, как теперь!
Вот эту идиллию и нарушил внезапный звонок в дверь. Сначала я, ей-богу, не заподозрила ничего дурного – это могли быть только Пенс или Лариков, поэтому дверь распахнула во всю ширь и замерла.
Передо мной стоял совершенно неизвестный мне человек с недобрым взглядом узких маленьких глаз, и, судя по выражению его лица, эта встреча мне ничего хорошего не предвещала.
Отвратительное у него было лицо, прямо скажем! Квадратное-то ладно, к этому я уже привыкла – у нас куда взгляд ни кинь, непременно один такой квадрат на четыре нормальные физиономии увидишь. Но к этой «типичности» у него был еще совершенно омерзительный лоб, нависший над глазами. Этот лоб пересекал уродливый шрам, а довершала впечатление совсем уж некрасивая улыбка. То есть улыбкой я бы это называть не стала, скорее это было похоже на гримасу отвращения, а так как никто, кроме меня, перед ним не маячил, я без труда догадалась, что это отвращение вызвала исключительно моя особа.
В руках он комкал большущий платок в клетку и почему-то все время подмигивал. Нервный тик, наверное. Я сначала испытала острый приступ жалости к нему, но жалость уступила место осторожности, поскольку невесть чего можно ожидать от этакого «мозгового инвалида» с внешностью записного маньяка!
