России образ в миг прозренья
Из множества зеркал разбитых,
Из чувств и дум, в одно не слитых,
Поэта сложит вдохновенье.
И так ли важно, что историк
Пройдёт, её не узнавая? —
В стихах она совсем иная,
Чем из камней и пыльных хроник!..
Историей я интересуюсь с детства, когда начал читать серьёзные книги, и одной из первых была историческая повесть о князе Святославе, сыне Ольги и Игоря. Помню, что меня поразил Святослав-мальчик, княжич, который, завидев вражеское войско, бросил сидя на коне, копьё, едва пролетевшее между ушами коня, но этого было достаточно, чтобы началась битва. Я уже тогда стал понимать, что исторические личности были тоже людьми, как и мы. Я старался перевоплотиться в Святослава, сделал себе копье и, сидя на бревне, бросал его намного дальше, чем по той легенде Святослав, но, конечно, ничего вокруг, подобного прочитанному, не происходило. Историческим мальчикам везло больше, и я мечтал перенестись хотя бы оруженосцем в окружение одного из них. Очень скоро я стал читать беллетризованные повествования об археологических открытиях, путешествиях в поисках исчезнувших цивилизаций и т. п. Интерес к истории резко возрос, но одновременно меня захватывала романтика открывавшейся мне жизни неведомых народов прошлого. Многое, как я потом понял, вспоминая детство и юность, дорисовывало моё воображение.
Мне очень рано стало нравиться сопоставлять исторические факты по официально признанным источникам (летописям, хроникам, анналам) с мифологией, фольклором или авторскими историографическими произведениями в зависимости от эпохи или времени. Ко второй группе я относил, например, Библию, греческие мифы и поэмы Гомера, кельтские артуровские легенды (о короле Артуре и рыцарях «Круглого стола»), немецкие «Песни о Нибелунгах», карелофинский эпос «Калевала» русские былины и, конечно же, «Слово о полку Игореве», а также ирландские и норвежские саги, записки путешественников и мемуары. Всё это очень оживляло мой интерес к самим источникам и придавало им требуемый моим воображением цвет и аромат соответствующих времён.
С другой стороны, меня давно занимали вопросы о том, почему у истоков древнего Рима оказалась капитолийская волчица и отразилось ли это на его истории; почему появившиеся в Скандинавии на грани VIII и IX веков викинги сразу (как и Киевская Русь) обладали и вооружением и специфическими морскими (а также речными) судами, на разработку которых должны были бы уйти, отнюдь, не десятилетия проб и ошибок, доработок и на чём-то проверок многими поколениями мореходов, воинов и «десантников»; почему в XII веке центр Руси из Киева переместился скачкообразно (за очень короткое время) во Владимир; почему неведомая никому крепостца Москва за два с половиной века превратилась в центр объединения Руси в сильнейшую в Восточной Европе державу; почему рыцарство Европы, вдохновляемое и поощряемое Католической Церковью, не смогло осуществить свой «дранг нах остен», натолкнувшись дважды на сопротивление молодого удельного князя Александра (Невского), которого и быть-то не должно было после совсем недавнего разгрома Руси Батыем; почему, когда у власти в Московском государстве оказались митрополит Алексий (XIV в.) и патриарх Никон (XVII в.), оно добилось переломных успехов в своём историческом развитии, и, наконец, почему на троне на такое длительное время оказался столь «ненормальный» царь Иван Грозный?
