Вместо предисловия
ЛЕОНИД ФИЛАТОВ О НИКОЛАЕ ГУБЕНКО
Так сложилось, что с Николаем Губенко лично мы познакомились сравнительно недавно. Когда в 1969 году я пришел работать в Театр на Таганке, он уже ушел из него. Конечно, слышал я о нем много и в школьные годы, живя в глубокой провинции, и в Москве, в студенчестве. Некоторые говорили, что он профессиональный циркач. Тот факт, что он вырос в детдоме, тоже как-то сдабривал его биографию. Я видел фрагмент фильма «Золотые ворота», где Николай все сальто, все трюки делал сам, причем делал это настолько лихо, что это никак не вязалось с его обликом коренастого, основательного человека.
В фильме «Последний жулик» он демонстрировал чудеса акробатической техники. И, наконец, я увидел его в знаменитой картине Хуциева «Мне 20 лет». Облик Губенко был овеян флером 60-х годов. На его биографию падал отсвет биографий людей, с которыми он дружил, был близок – Шукшина, Окуджавы, Шпаликова.
В театре он был признанным лидером. Даже те немногие люди, которые относились к нему критически, всегда, если заходила о нем речь, непременно добавляли: но талантлив неимоверно. А это на театре практически услышать невозможно. Даже Высоцкий внутри театра не пользовался как артист всеобщим признанием.
Губенко был для меня человеком-легендой, но впервые «живьем» я увидел его сравнительно недавно – на похоронах Володи Высоцкого. А вскоре он вернулся в наш театр, потому что его поддержка была необходима театру.
Театральный коллектив в чем-то сродни музыкальной партитуре. У каждого – своя нота. Мужская, лидерская нота в спектаклях по праву принадлежала Высоцкому. Его не стало, и за поддержкой обратились к Губенко. Николаю Николаевичу – человеку очень занятому, известному артисту и кинорежиссеру, лауреату Госпремии, нелегко было пойти на этот шаг, но он пришел в театр. На его первую репетицию «Павших и живых» пришла масса народа. Следили из-за кулис, из зала. Я тоже пришел посмотреть, что же такое знаменитый Губенко. Он с такой мощью читал стихи Гудзенко, что спектакль сразу приобрел тот высочайший уровень, который был при Высоцком. Потом я видел его и в «Пугачеве», и в «Добром человеке из Сезуана», и в «Борисе Годунове», и в спектакле памяти Владимира Высоцкого. Я наблюдал за ним и понимал, почему вокруг него существует такая удивительная атмосфера уважения, не холуйства и рабства, а именно уважения.
