Избранные стихи
1976–1978
* * *
Успокоения не ждет
стремящийся свершить
свой миг, как птичий перелет,
и крылья по ветру кладет
меж призрачных вершин.
А в непрозрачных облаках
безумством лишь возьмешь!
А если там скала как нож —
шальная голова легка —
поверит, что органа дрожь
дошла издалека.
* * *
Была зима дарована как милость.
Еще помедлив на пределе чувств,
потом в нее, как в омут, опустилась
и в самой глубине зажгла свечу.
Свет проникал сквозь сомкнутые пальцы
и принимал снежинки на ветру,
и тени устилали снежный панцирь,
как мотыльки, слетавшие к костру.
От их спешащей невесомой стаи
отделена, в медлительный огонь
одна снежинка падает – и тает —
и вновь летит на теплую ладонь.
* * *
– Боже, зачем до застывших рек
белым цветком зацветает снег?
– Он так живет, полет – его век.
Просто полет – его век.
– Боже, в болезни извечных вин
к чему мы? Цель свою назови!
– Для радости, девочка, и для любви
просто так, для любви.
– А что это там, за мостом вдали?
Нежная тьма в сплетении лип…
– А там, моя девочка, край земли.
Там просто край земли.
Магдалина
Ты ли это? Долгими ночами
звездными бездонными очами
сожжена дотла.
Ты ли это? ласками чужими
с губ моих Твое украли имя,
не уберегла.
Первый, сладкий, вольный иль невольный
но обман – приемлю вновь безвольно,
нет судьбы иной
тело к телу льнет как к солнцу тени,
но душе в чаду ночных сплетений
тяжко быть одной.
О, мои невидящие ночи!
Как сквозь них узреть Тебя воочью,
вечны страсть и страх!
Твой ли след в песках давно остывших
на долинах под луной не бывших
целовала в снах?
Или ложь? И призрачные чары
дел Твоих – мгновенный и случайный
отблеск на траве
жажда смысла – бред, и исцеляет
лишь последний знак, что прах являет
в светлом Божестве?
Так во имя небыли желанной
оборви рукою долгожданной
мой ненужный миг —
я иду! И встала у порога…
Но сияет благостыней Бога
Твой спокойный лик.
Окончание ливня
Еще жило дыхание дождя
и капли, счеты с временем сводя —
любая донести себя спешила —
как черепки разбитого кувшина
летели вниз, пока в святых вершинах
ангел сиял, пророка в рай вводя —
так падали. И знали пустоту,
отчаянное торжество полета,
как знал гонец последнюю версту,
вразмах упавший к городским воротам
и хриплых звуков смертное вино
изливший на томящиеся души —
