В этом году я черепаха. Но я не хочу быть черепахой.
– Он поджал хвост, – замечает Макс, склонив голову. На его чудесном личике виднеется беспокойство. – Думаешь, шляпа слишком туго сидит?
Мы на крыльце, и нам улыбается странная тыква – Макс её вырезал и выпотрошил на прошлой неделе. Я съел семечки, хотя он мне и говорил: «Нет, Космо, нет». Мне очень трудно остановиться, когда я чувствую какой-нибудь новый и интересный запах.
Отец Макса, которого зовут Папа, поправляет черепаший панцирь на моей спине и говорит:
– Да нет, всё нормально. Ему очень нравится! Просто посмотри на него!
Это лишь один из бесконечного множества случаев, когда я жалею, что мой язык беспомощно болтается во рту. Потому что иначе я бы сказал на чистом человеческом языке, что черепахи – это жалкие создания, которые не могут даже перейти дорогу, а я перешёл много дорог, причём совершенно самостоятельно, без поводка. И этот костюм – просто позорище.
Я не знаю, что ещё делать, так что переворачиваюсь на спину и сучу лапами в воздухе. В спине тут же простреливает; я уже не так молод, как раньше. Но, надеюсь, Макс сумеет понять скрытый смысл моего жеста.
– Папа, по-моему, ему точно это не нравится.
Да, Макс! Да!
Папа чешет шерсть на моём подбородке и говорит:
– Ладно, ладно, обойдёмся без шляпы, но панцирь придётся оставить.
Маленькая, но всё-таки победа.
Потом на крыльцо выбегает Эммалина. Настоящий сгусток энергии, она просто сияет.
– Космооооо!
Она чешет мне за ухом маленькой ручкой, и я вспоминаю, почему меня разодели черепахой – потому что Эммалина попросила. Потому что ей это очень нравится. Я уже давно смирился с тем, что это одна из моих обязанностей – делать Эммалину счастливой.
Макс хватает Эммалину за руку и кружит, словно они танцуют. Её пурпурный супергеройский плащ развевается. На прошлой неделе я помогал Маме делать костюм: охранял ткань, свернувшись у её ног, а иногда она показывала мне, что уже сделала, и спрашивала: «Ну, что думаешь, Космо?»