Далеко-далеко от города был лес. В лесу жили звери и птицы.
– Чив-чив, – чирикали воробьи у края леса;
– Синь-синь, – пищали синицы;
– Чи-чи-чи, – тараторили сороки;
– Кра-а, кра-а, – кричал старый ворон.
– Тук-тук, тр-р-р-р, – разносилась барабанная дробь дятла.
А звери вели себя тихо, только волки иногда зимой выли на луну: «У-у-у!»
На лесной опушке стоял дом лесника. Каждый день лесник ходил и смотрел, всем ли хорошо живётся. Летом ходил пешком, а зимой запрягал в сани лошадь и ездил по просекам. «Скрип-скрип, скрип-скрип», – скрипел снег под копытами лошади. «Ш-шик, ш-шик», – катились сани. Хорошо было в лесу, спокойно.
Однажды в городе стали строить новые дома. И начал город расти вширь. Рос он, рос и вскоре дошёл до леса. Принялись горожане ходить отдыхать на природу кто как умеет: с музыкой, с кострами. Шумно стало в лесу и грязно.
Собрались звери и птицы и ушли дальше от города. И лесник убрал весь мусор, повесил таблички «Берегите природу!» и тоже ушёл вместе с лошадью вслед за животными. А дом его так и остался на опушке.
Как-то в конце зимы солнце хорошо припекало, и в печную трубу дома упал мокрый комок снега: «Плюх-пух».
– Апчхи, – сказала печка, открыла глаза и осмотрелась. На тумбочке у двери, как и раньше, дремал старый телефон, в центре большой комнаты стоял деревянный стол с тремя табуретками, на полке возле умывальника лежали фарфоровые тарелки, мельхиоровые ложка и вилка… Занавески закрывали окна… Только лесника не было.
– Ох, – сказала печка, – много времени прошло, как лесник ушёл в другой лес, а мы тут живём одни-одинёшеньки. Радио никто не слушает, по телефону никто не звонит – новостей узнать не у кого. Что там снаружи происходит? Дом, а дом! Посмотри, как там дела вокруг.
– У меня окошки давно не мыты, – ответил дом, – я сквозь пыль плохо вижу.
Тут все остальные проснулись, и даже сани в сарае.
– Эх, сейчас бы всего одну лошадиную силу, и мы бы прокатились да узнали все новости, – сказали сани, – только лошади нет.
– Эх, а я бы сейчас позвонил сам кому-нибудь, – произнёс телефон, – да кто-то провода обрезал.
– Что же делать? – спросили стол и табуретки.
– Дзынь, – звякнули фарфоровые тарелки, мельхиоровые ложка и вилка, – как нам узнать, что в мире происходит?
Дом потянулся, поскрипел бревенчатыми стенами – скри-и-ип, скри-и-ип, – и сказал: