Борис Петрович – умудренный опытом человек старой закалки, коего с маковки и до пят годы щедро обдали пеплом. Его грузное тело, обретшее особую харизму, со временем стало только внушительнее, подобно грозовой туче. Он сидел за рабочим столом, заполняя накладные своими широкими желтыми пальцами. На этих костяшках, туго обтянутых кожей, словно древесными кольцами, запечатлелась вся его жизнь. Кисть, как механическая лапа современных промышленных станков, выдавала клишированные стопки фраз, сими абзацами он словно биатлонист закрывал пустые графы одну за одной. Дед (как его ласково называли во всем цеху) уже давно никуда не торопился. Жена его, Раиса Ивановна, будучи из простых рабочих, к старости стала плоха рассудком. Каждый день они знакомились сызнова. Она запирала за ним дверь по утрам, ожидая, видимо, что он уже не воротится. А вечером он возвращался и кормил свою старуху.
Детей у них было двое: старший Павлуша давно забыл, какими тропами довелось оставить отчий дом. Родителей ему напоминал только папин исполинский рост с косой саженью в плечах и зеркало, видевшее его не чаще раза в сутки. Младшая сестра Катенька давно поступила туда, куда ее сватали родители, и этим, безусловно, радовала своих стариков. Радовала первую пару лет, затем Раиса Ивановна сильно сдала и отныне уже не помнила, в сущности, сколько у нее детей. Это предвещало Катерине Борисовне ещё четыре года кромешного забвения во имя пожилого отца.
Борис отдавал работе свои старые долги. Всю молодость ему были нужны друзья, жена, дети, да кто угодно. Пораньше уйти, попозже вернуться. Теперь деду была нужна только работа, но сам он ей нужен не был, за ней он, черт возьми, никак не поспевал. В последние полгода на двери были выставлены магнитные замки, половину цеха переоснастили, людей сократили. Теперь нужен не начальник, а оператор. Борис червем вбуравливался в буклеты, глаза слезоточили, но он искал родной язык. Он нуждался в нем как в глотке воды. Однако безуспешно. Едва ли была какая-то надежда. Дед заполнял каждый табель, словно предсмертную записку, садясь за стол, у него стыла кровь в жилах.
Вдруг он услышал: тук-тук-тук. Борис Аркадьевич поднялся, замутненный взгляд здорово оживился.
