Лицо…
Суровое мужское лицо, испещренное страшными шрамами.
Темная, выдубленная ветрами и солнцем кожа. Плотно сжатые губы. Серебристый ежик волос над высоким лбом. Тяжелые надбровные дуги, под которыми прячутся глаза цвета черненого серебра.
В этих глазах плещется сумрак…
Ринка может поклясться, что не знает этого мужчину. Что они никогда не встречались до этой минуты. Но почему-то он кажется ей смутно знакомым…
Опасно знакомым…
Он возникает из темноты тюремного коридора, неся с собой запах кожи и трав. Шагает к решетке, высокий, широкоплечий. Заслоняет единственный факел. Полы его плаща и носки сапог укрывает толстый слой дорожной пыли.
Ринка бледнеет под хмурым взглядом.
– Это она? – хриплый, будто надтреснутый голос.
– Да, ваше благородие.
– Открывай.
Из-за спины незнакомца выкатывается смотритель тюрьмы. Мэтр Дамерье. Маленький, кривоногий, с обвисшим брюшком и масляными глазенками.
Ринка передергивает плечами, сбрасывая с себя его липкий взгляд.
– Сейчас, сейчас, ваше благородие.
Связка ключей бренчит в потных руках.
Незнакомец не спешит дожидаться, пока смотритель найдет нужный ключ. Он сжимает замок огромной лапищей, затянутой в крагу из воловьей кожи. И Ринка вздрагивает, втягивает голову в плечи, услышав металлический хруст.
Решетка с противным скрипом сдвигается с места.
Морщась от кислого смрада, незнакомец заходит в камеру. Пару секунд смотрит на брачное ожерелье в своих руках, а потом, наклонившись, застегивает его на худенькой шее узницы. Красивое ожерелье, из чистого серебра. Спускается вниз блестящими гривнами.
Вот и все. Теперь они муж и жена. Теперь ее жизнь – его собственность.
А тяжелое серебро давит на грудь гранитной плитой.
Но уж лучше так, чем быть забитой до смерти на глазах у толпы.
Скинув плащ, он набрасывает его на хрупкие плечи девушки. Короткими, сухими движениями заворачивает в сукно дрожащее тело. Поднимает с грязной соломы, осторожно прижимает к себе.
– Благородный эрл желает как можно быстрее консуммировать брак? – слышится сальный смешок.
При звуках этого голоса Ринка закрывает глаза.
Не видеть. Не слышать. Забыть, что он существует, забыть все, что он сделал…
Когда-нибудь ей это удастся… Когда-нибудь она сможет забыть.
А сейчас каждое слово врезается, точно отравленный нож.
– Не вижу смысла терпеть до утра, – раздается над ухом. Безразлично и холодно. А мужские руки сжимают ее в железном объятии.
