Георгич грохнул крышкой бака. Пахнуло привычной кислятиной: здесь тухла молочка. Серо-зелёное с изнанки картонных бутылок, плесневелое уродливое царство.
– Постой-ка, старый, – голос был недружелюбен и сипл.
Георгич обернулся. Шапка сползала на брови. Потрёпанная вязка, рыжие шерстинки Пройдохи. Ноябрьский ветер закрутил вокруг бабьей фигуры скрюченные листья и песок. Баба утопла в грязном плаще цвета хаки – над воротником торчали только нос и глаза. Бабочка в коконе – то есть линялая моль без бровей.
– Тут мой двор. Вали к чёрту.
Обитатель могильника протрусил мимо них, походя обдав брезгливостью. Сытое себялюбивое туловище: три складки на бритом затылке, брюхо поедателя котлет. Позавчера в промасленном пакете – ребёнок выкинул, наверное, потому что в котлетах был лук! Ненавистный! – Георгич нашёл чудный обед и себе, и Пройдохе. Сегодня было сегодня.
– Позвольте, уважаемая, – начал Георгич шутливо.
– Глохни.
– Вы зверюшек любите?
– Только хорошо прожаренных.
– Тьфу ты, – огорчился Георгич. – Я про живых. Про своего кота. Хотел поискать ему хрящики…
– Пусть кот жрёт крыс. Вали, сказала.
– Крыс нынче травят, – Георгич вздохнул.
Баба, пусть и облезлая, барышней всё равно оставалась. По заветам великих и древних, по стройно сложенным четверостишьям. Не годилось устраивать свару.
– Я пошёл, – оповестил Георгич, закрывая бак.
– Иди-иди.
У дверей могильного подъезда он обнаружил пару женских сапог. Лакированная кожа растрескалась: кто-то их неосмотрительно сушил у батареи. Сапоги могли бы стать извинением – или предложением дружбы.
– Бомжара на шопинге. Прибарахлился!
Георгич осмотрел подошвы сапог и набойки: последние явно меняли, причем не так давно, а вот размер… Наверное, сойдёт: бабы – не мастодонты.
– Кху, проклятущий, – из подъезда выполз могильный блюститель.
Блюститель тоже относился к бабам, поэтому Георгич отступил. Не мастодонт, но стегозавр из кумачовой эпохи: пронафталиненное старое пальто, седые космы. На обрюзгшем лице – бородавки.
– Ленкины сапоги. Из шестьдесят восьмой.
Блюститель-баба умостился на лавке: когтистые сухие лапы сложены поверх колен, прищур набрякших век – недобрый. Ты осуждай свою Ленку из-за того, что раззява: испортила обувь по глупости. Георгич сунул сапоги под мышку, намереваясь молча уйти.
