Он позвонил раз, другой, с силой вжимая кнопку, наваливаясь на неё. После пяти лестничных пролётов он всё же тяжело дышал, грудь ходила ходуном, и это невольное свидетельство слабости, возраста злило его ещё сильнее. За дверью не было слышно ни звука.
Он полез было в портфель за мобильником, махнул рукой и достал ключ. Набрать Сашку ещё успеется, хотя вряд ли от этого будет какой-то толк, если он до сих пор отсыпается у своих подружек-приятелей. А если он дома, но не открывает…
Если ты дома, Сашка, берегись.
Замок тихонько щёлкнул, дверь открылась. С порога потянуло горьковато-приторным, тяжёлым – он повёл носом, принюхиваясь. Что только за дрянь сейчас курят.
Ну да ладно. Лишь бы без наркоты.
Лишь бы без наркоты, твердил он про себя, разуваясь, аккуратно пристраивая туфли к горе ботинок и носков у стены. Снял фуражку, повесил, поискал глазами тапочки – которых, конечно, не было. Зашлёпал в носках – через холл, в кухню, где чад стоял ещё гуще, и спиртом почти даже и не пахло, всё больше этой цветочной дрянью. И пепел, разумеется, пепел – серыми горстками на паркете, на полированной крышке стола, а под столом – бутылки, завалившийся набок кальян. Темно-бурое присохшее пятно на гладкой, цвета слоновой кости панели – он поскреб его пальцем. Коньяк? Ну не кровь, это уж наверняка, Сашка, конечно, идиот, но не до такой же степени…
Тут что? Гостиная. Кресло на боку. Хорошее кресло, должно выдержать. Чипсы рассыпаны, ещё пакет чипсов, нетронутый, тарелки свалены. И гондон. Точнее, два гондона: один, смятый, на полу, второй на диване – голова свесилась, рот приоткрыт. Сашка.
Пощупал – кожа болезненно-прохладная, влажная, на шее капельки пота. И белый весь, белый – конечно, если круглые сутки этой адовой смесью дышать, которая у него тут вместо кислорода. В автономке на девяностые сутки воздух чище был.
Тряхнул за голое плечо – Сашка замычал, моргнул, разлепляя глаза. Мазнул мутным взглядом – и охнул, в глазах появилась осмысленность.
– Дядь Слав?
– Сейчас будет тебе дядя, – тихо, с расстановкой произнёс он. – Ты чем тут занимаешься, етить твою, рыцарь пера и клавиатуры? Сдал он, значит, хвосты. А мне звонит его декан, когда я лежу себе на даче в гамаке и никого не трогаю – звонит и говорит, так и так, готовим документы на отчисление!
