Сидели на диване. Молчали.
Потом кот заговорил:
– Ну, а у тебя есть дело, ради которого ты появился на свет?
Паучок только лапой махнул. Ненароком поймал муху.
Серый кот протянул салфетку:
– Извинись перед мухой, отпусти и вытри лапу!
– Как я ей вытру, если отпущу? Вытирать, так уж все. Они где только не ходят, мухи!
Никого не дожидаясь, муха выбралась на свободу сама. Скорчила Йокину с Рыбцом злую рожу, гордо полетела. Врезалась в закрытую форточку, упала. И сидела теперь на подоконнике, жужжа нехорошие слова.
– А там, куда ты едешь, вообще мухи цэцэ летают! Вот надо тебе? – пробормотал Йокин, глядя в пол.
– Я ж сказал: предназначение! У каждого должно быть. Моё – помогать пострадавшим. А муха цэцэ – это мелочь и ерунда против Общества Красного Креста и Полумесяца.
Муха Комнатная оскорбилась. Полетела с подоконника атаковать. Рыбчик отмахивался, закрывался. Но муха как осатанела.
– Зря ты её жалел. Видишь, что творит?
– Это ей нужна психотерапия… – отвечал котик.
Про «психо…» мухе тоже не понравилось. Однако дожужживала она опять в кулаке Йокина.
– Хорошо, – сдался кот. – Не отпускай. Давай посадим её в банку и накормим вареньем. Она подобреет и станет не такой базарной.
***
«Много же варенья придётся Рыбчику тащить с собой в Африку» – Йокин болтал четырьмя задними лапами и тёр глаза четырьмя передними. Текли слёзы. Конечно, он говорил, что опять аллергия…
Муха в банке, объевшись сладкого, задремала. Ей снилось, что она белая птица между прошлым и будущим. Рыбчик снова проверял по списку, всё ли взял из нужного. Лекарства, ноутбук, варенье из лепестков роз, ежевичное, урючное. Чесалка для головы…
– Думаешь, тебя и почесать будет некому… – как мог весело проговорил Йокин.
– Не-ет. Это же я беру для того, чтобы самому кого-то чесать. Терапия!
Пора уже объяснить: Рыбчик улетал в Африку – выполнять ответственную миссию общества Красного Креста и Полумесяца. А позвала его туда давняя парижская знакомая, девушка с каверзным именем Алуа. Теперь плюшевый кот будет помогать справляться с душевными волнениями тем, кому это надо. С его-то тактом и мягкостью Рыбчик надеялся стать важным звеном поддержки несчастных и воцарения мира в их внутреннем мире.
Хозяйка серого кота, Маша, гордилась им, конечно. Поэтому и разрешила ехать. С условием, чтобы не забывал, писал ей часто и возвращался в марте. И любил сильнее, чем эту парижскую А-лу-а.