Электричка медленно покачивалась,
отбивая колесами равномерный убаюкивающий ритм. Володаров сидел на
жесткой деревянной лавке и, подперев кулаком подбородок, задумчиво
наблюдал за тем, как в окне мелькают поля и деревья. Монотонность
происходящего навевала на него тоску, клонила в сон, но спать он не
мог. Боялся пропустить нужную остановку. Хотя на самом деле это не
имело никакого значения. Реши он в эту самую минуту плюнуть на все,
сложить руки и поехать куда глаза глядят, все равно уснуть бы не
удалось. Слишком шумно, да и сильный запах табака, смешавшийся со
смрадом перегара и пота, казалось, проедал тонкую перегородку между
переносицей и мозгом, словно кислота. В такой обстановке на трезвую
голову попробуй поспи. Остается только сидеть и тоскливо смотреть в
даль, будто ты старый философ, положивший всю жизнь на решение
загадки бытия.
— Билет, — вдруг проскрежетал
неприятный голос где-то справа.
Володаров повернулся, и окинул все
тем же тоскливым взглядом вопрошающего. А вернее вопрошающую. Ею
оказалась тучная женщина с короткими сальными волосами,
закрученными в непослушные пружинки химией, тонкими губами, криво
накрашенными ярко красной помадой, и непомерного размера грудью,
которой можно встать сразу за несколько отчизн. Одета она была в
строгую, почти военную, форму работника железной дороги.
— Билет, — все так же скрипуче
повторила она, протянув вперед пухлую руку.
Володаров порылся в кармане ветровки,
нашел заветный клочок бумаги и передал его проводнице. Она, слегка
прищурившись, сперва посмотрела на пассажира, затем на бумажку, а
после – снова на него.
— Куда едем? — с тонкой ноткой
агрессии переспросила она, будто подозревая, что билет был
подделан.
— Каменка, — выдохнул Володаров.
Проводница снова взглянула на билет,
и вернула его владельцу.
— Что, бабка померла? — ее губы
растянулись в гримасе, которая должна была быть похожа на улыбку,
но что-то пошло не так. Помада, собравшаяся в уголках рта в комки,
сделала лицо проводницы похожим на хищный оскал дикого животного,
только что нагнавшего свою жертву.
— А? — не понял вопроса
Володаров.
— Я говорю, что в Каменку никто кроме
местных не ездит, а их я всех двоих в лицо помню. Вот и спрашиваю,
бабка померла? На похороны?
— А… — нахальность и панибратство, с
которым говорила проводница задели Володарова за живое, но он
решил, что больше не пойдет на поводу у своего характера, стерпит.
— Нет, я по работе.
